Вот оно, настало! То, ради чего капитан Мельников разговаривал с Котом.
— Ну что? Или ты комсомолец-активист?
— Какой я, на хрен, активист? За свою детдомовскую кашу и койку я этой власти отслужил… — Леха и сам не понимал, откуда к нему приходят нужные слова и интонации, но чувствовал, что говорить следовало именно так. — Я с вами готов. Только вот что делать-то?
— Расскажу со временем. Мы, брат, тут такие дела заворачиваем… Эй, красавицы, айда обратно!
Девицы вернулись к столу и облепили мужчин. Старков принял добродушный вид.
— Вот, сказал я про комсомольцев-добровольцев, и вспомнилось вдруг. Видал я здесь таких. Сначала-то ведь их силами собирались все это строить. Да только кишка у них оказалась тонка. Это ведь не на собраниях про мировую революцию кричать. Как морозы начались, так они всеми правдами и неправдами побежали на материк. Руки себе рубили топорами. Так ничего из того комсомольского путешествия путного и не вышло. Пришлось Чека звать и зэков везти. Вот чекисты — те ребята крепкие.
— А я думал, вы их ненавидите.
— Не люблю, конечно, за что же мне их любить? Но уважаю. Сильные были мужики. Настоящие. У нас ведь, знаешь, о чем по лагерям шептались? Что Берзина и его людей не просто так, за здорово живешь, к стенке поставили. Говорили, мол, была у него мыслишка — чуть ли не отложиться вместе с Колымским краем.
— Ну это уж чересчур.
— А что? Ты в школе что-нибудь про Дальневосточную республику слышал? Если б не большевики тогда там верх взяли — все бы пошло по-другому. Вот и Берзин мог в один момент показать Москве фигу. Что ж, красавицы, давайте мою любимую затянем.
У девчонок оказались очень красивые голоса. Настоящие, русские, такие, которые сразу за душу берут. И под бревенчатыми сводами баньки зазвучала каторжная песня:
Я помню тот Ванинский порт,
И дым пароходов угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные, мрачные трюмы.
От качки страдали зэка,
Обнявшись, как кровные братья.
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
За бортом стонал океан,
Ревела пучина морская.
Вставал на пути Магадан —
Столица Колымского края.
Я знаю — меня ты не ждешь.
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придешь,
А если придешь — не узнаешь.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа «черной планетой».
Сойдешь поневоле с ума.
Оттуда возврата уж нету.
14 апреля 1966 года, Магадан
Последние два дня выдались донельзя суматошными. Старков метался по каким-то поселкам, конторам и утрясал разные служебные дела. Впрочем, Кота это не касалось. Но по дорогам баранку-то крутить ему. А вот сегодня в обеденное время, когда отъехали от геологической управы, шеф предложил: