— А, так я же сам был постовым, в сорок первом их ловил. Тогда мы их к стенке ставили, без разговоров. Не всех, значит…
— Выходит, не всех.
— Тогда конечно. Я ведь почему вам говорить не хотел? Потому что не уверен был. Всякая там дедукция — это ведь только у Шерлока Холмса. Квартиру этой штукой вскрывали два раза. Я по царапинам возле замка сообразил.
— А что вор говорит об этой штуке?
— Говорит, купил в пивной за кружку пива у алкаша. И все. Никаких мол подельников у него не было. Он баклан, но не дурак. Зачем ему себе срок накручивать?
— Так… Мне с этим Рыжовым надо бы побеседовать.
— О чем разговор? Он в КПЗ вас дожидается.
Теперь Лавринович был преданным союзником. Он рванулся к двери и заорал:
— А ну-ка Рыжова ко мне! Быстро!
— Товарищ старший лейтенант, не возражаете, если я с ним всерьез поговорю?
— Какие вопросы! Мы на фронте с пленными тоже разговаривали по-всякому.
Минут через десять арестованного доставили. Он вошел развинченной походочкой и нагло уставился на старлея.
— Гражданин начальник, ну что вы меня все таскаете на допросы? Я все вам сказал.
Лавринович был прав в своей оценке этого типа. Эдакий блатарь по жизни, который, отсидев три года, понял, что дом его — тюрьма, и старательно усвоил все блатные понятия. Кумир сопливых мальчишек, балдеющих от воровской романтики.
— Вот, Рыжов, допрыгался ты. Тобой уже КГБ заинтересовалось.
— А че… — в глазах арестованного загорелось беспокойство.
С такими лучше всего действуют быстрота и натиск. Прыжком Мельников сорвался со стула и ударил ногой в грудину Рыжову. Тот грохнулся, впилившись спиной в загрохотавший несгораемый шкаф.
— Ты, падла, слушай! Я капитан КГБ, ты понял? Нет, ты ничего не понял. А не понял ты того, что у нас разговор пойдет другой. Потому что старший лейтенант работает пусть с дерьмовыми, но гражданами СССР. А мы ловим врагов народа! У меня, знаешь, кто был начальником? Лаврентий Павлович Берия! Тебе в лагере ничего об этом душевном человеке не рассказывали? А сейчас я приехал с Магадана! О таком милом месте ты слыхал?
Искоса Мельников заметил, что Лавринович смотрит на него во все глаза. Что же говорить о Рыжове — тот уставился на капитана, как на демона из преисподней. Капитан старательно играл бериевского сокола — такого, который прочно вошел в набор русских народных ужастиков.
— Так я слушаю.
Рыжов теперь представлял из себя сплошной Котуль. Он часто всхлипывал, видимо, уже представляя себя в подвалах Лубянки, где у него будут долго и со вкусом вытягивать все жилы.
— Я не виноват! Это он мне велел квартиру взять.