В «бизнес-леди» выбились немногие, природный товар тоже оказался востребованным далеко не у всех, да и способности торговать им тоже имелись не у каждой. Поэтому они не могли позволить себе проводить время в клубах, салонах красоты и соляриях, как Алина, тусоваться в Москве и ездить в Милан за товарами, как Валька, заниматься фитнесом и конной выездкой, как Маринка Алиева… Большинство покупали одёжку «от Валерки Коня» на барахолках и «отдыхали» на садовых участках и огородах, которые с лёгкой сериальной руки громко называли «фазендами». Они выглядели усталыми и постаревшими, жизнь была тяжелой и выпивала все соки. И за что им было любить своих успешных однокашниц?
– Это называется – с жиру бесятся! – пошла в атаку Клава Осколкова. – Тут пашешь с утра до ночи и еле концы с концами сводишь…
Былое единство стало раскалываться, и бывший староста попытался всех примирить, но его никто не слушал. Зал разбился на две части, невидимая граница зигзагом прошла по залу, разбивая присутствующих на неравные группы. В одной, презрительно кривя губы, осуждали Клавку, во второй недовольно шушукались, осуждающе рассматривали Шальневу. Вторых было большинство, но Вальку это не смущало.
– Кто как работает, тот так и лопает! – высокомерно сказала она.
– Заработалась!
– Гля, нашлась труженица!
Дело катилось к скандалу.
– Все, хватит мельчить! – по-командирски приказал Плугин, окончательно беря бразды правления в свои руки.
Надо сказать, что собравшиеся слушались его с большей охотой, чем бывшего старосту.
– Продолжаем рассказывать о себе. Кто работает по специальности, прошу поднять руку!
Говоров поднимает, оглядывается. Все опять замолкают и смотрят на него. Потому что его рука единственная! Андрей тушуется и опускает ее на стол, вроде просто хотел прическу поправить. Но этот номер не проходит.
– Пример, достойный подражания! – объявляет Леша. – И кем?
– На заводе… На «Сельхозмаше»…
– Понял, это хорошо, – благосклонно кивает Плугин. – В должности?..
– Дворник я, – нехотя говорит Андрей, жалея, что опять попал в дурацкую ситуацию. – Но это временно. На заводе были сокращения, так что пришлось…
Но его пояснений никто не слушает. В банкетном зале стоит гомерический хохот. Сурков держится за живот, Цуранов уткнулся лицом в стол, Валерка Конь упал со стула и, дергая ногами, бьется на полу в конвульсиях, что добавило веселья. Звенит посуда, расплескивается водка из поднятых рюмок, текут слезы из прижмуренных глаз. В зал встревоженно заглянула Ануш, но Лешка, не переставая хохотать, махнул рукой, и она исчезла. Все, даже Медведева и Осколкова, развеселились и смеялись точно так же, как Шальнева и Гусева, только прикрывали рты ладошками, чтобы дефектов зубов не было видно.