Каприс поджала губы.
— Он очень обиделся, миссис Бил, — согласилась она, — но он собирается.
Миссис Бил выглядела почти ошеломленной… но почему-то не похоже было, что она испытывает какое-нибудь облегчение, хотя Каприс предполагала, что известие об отъезде мистера Уинтертона должно было бы очень утешить, а может, и обрадовать ее. Девушка высказала предположение, что ему следовало бы покинуть дом до конца недели. А если он не уедет на этой неделе, то, почти определенно, уедет на следующей.
На лице миссис Бил появилось странное, чем-то напоминающее маску, выражение, и она повторила свой вопрос о ленче.
Но Каприс, все еще находившаяся в состоянии душевного подъема, бодро подтвердила:
— Конечно.
Миссис Бил смотрела на нее своими слегка выцветшими глазами.
— А… а обед? — спросила она.
— Во всяком случае, будет в этом участвовать мистер Уинтертон или нет, я буду есть в этой комнате, — очень отчетливо произнесла она и указала на резной стул. — А поскольку хозяйкой здесь по праву являюсь я, то и займу свое законное место. Мистера Уинтертона, пока он еще здесь, вы можете усадить на том конце стола.
Миссис Бил, подавив тяжелый вздох, выглядела совершенно потрясенной.
— Очень хорошо, мисс Воган, — едва слышно произнесла она. А потом, словно пытаясь убедиться, что все распоряжения поняла правильно, добавила: — Конечно, если вы так говорите, мисс Воган.
Каприс, полная решимости ко времени ленча привести себя в порядок, поднялась по лестнице в свою комнату.
Она сменила свитер и брюки для верховой езды на очень женственное светлое платье из мягкой шерсти, к нему она надела браслет и серьги, которые купила на роскошном базаре в Порт-Саиде, и очень аккуратно нанесла на личико легкий, почти незаметный макияж.
Она не вполне понимала, почему почувствовала внезапную, но настоятельную необходимость выглядеть как можно лучше. Но сказала себе, что в ее положении чрезвычайно важно выглядеть настоящей хозяйкой Феррингфилд-Мэнор, особенно когда имеешь дело с таким трудным (даже более чем трудным) человеком, как Ричард Уинтертон.
Сегодня утром он назвал ее «деревенской наездницей», и, хотя она знала, что таковой не является, это воспоминание раздражало ее. Она намеревалась доказать ему, что ничуть не менее женственна, чем любая из его знакомых английских девушек.
Она, может быть, даже более женственна, поскольку ее воспитывал отец, который изо всех сил старался баловать ее и обращался с нею так, будто она представляла собой нечто очень редкое и хрупкое, порученное только его заботам. У него на самом деле никогда не было лишних денег, но он настаивал на предоставлении ей всего, чего она только желала, и всех возможных преимуществ. А по его понятиям «все возможные преимущества» предполагали любые жертвы с его стороны для своего единственного ребенка, в том числе лучшие школы и как можно большее количество путешествий по Австралии и за ее пределами.