Она знала, что черное ей к лицу и что этот жемчуг подчеркнет необычайную чистоту ее кожи. Она, может быть, и воспитана на австралийском ранчо, но на свете, скорее всего, существовало не много английских девушек ее возраста, чья кожа выдержала бы сравнение с чрезвычайным очарованием ее кожи. Когда девушка слегка краснела, то ее щечки очень напоминали цветом просвечивающую розовым алебастровую вазу. А когда она подчеркивала тушью свои и без того невероятно длинные ресницы, можно было гарантировать привлечение к себе внимания в любой, даже в переполненной другими женщинами, компании.
В комнате же, где других женщин не было (но присутствовал по крайней мере один мужчина), эффект от одних только таких ресниц был бы сокрушительный.
Каприс ни в малейшей степени не была тщеславной молодой женщиной, но она знала о впечатлении, очень часто производимом ее ресницами и ее кожей на мужчин, а воспоминания об одной или двух мимолетных победах придавали ей храбрости, когда этим же вечером вскоре чуть после восьми часов она опять спускалась по лестнице в Желтую гостиную к ужину.
От нее веяло самыми лучшими, любимыми ее духами, она вся была воплощение чистоты и свежести, и только ее ладони, одна из которых была судорожно стиснута в кулачок, а в другой зажат носовой платок, слегка повлажнели. Ожидая, что вот-вот прозвучит гонг, она пересекала пустынный холл до дверей, ведущих в Желтую гостиную.
Из-под двери пробивался свет — она заметила это, прежде чем открыла ее. Девушка не могла бы с полной уверенностью сказать, что предполагала увидеть, но, конечно, не ту картину, что предстала перед ней, едва она вошла в гостиную.
Хотя миссис Бил ясно дала ей понять, что Ричард Уинтертон редко, почти никогда, не пользовался Желтой гостиной, Каприс не удивилась бы, обнаружив его развалившимся перед камином на желто-коричневом коврике и выглядевшим довольно нелепо на фоне желтых драпировок и массы желтых ковров.
По этой причине вовсе не то, что он действительно был там и, развалившись перед огнем, курил одну из своих пахучих сигарет, заставило ее раскрыть рот. Причиной ее крайнего изумления явилось то, что на диване, покрытом блекло-желтой парчой и подвинутом достаточно близко к огню, сидела молодая женщина, одетая в очень тесное, современного типа одеяние, которое оставляло большую часть ее прекрасной персоны на обозрение любому, кому захотелось бы изучить ее действительно весьма красивые линии. Длинные ноги в вышитых и довольно сочного оттенка фиолетовых чулках; тонкое, узкое, как ложны, платье, блестящее, подобно чешуйчатой коже змеи, и несколько огромных, прямо-таки глыбистых, фиолетовых бусин вокруг шеи; пара тонких рук, очень загорелых, как и ее дерзкое, немного ярковато накрашенное лицо; голый живот, украшенный бриллиантовой бабочкой, которая, казалось, была прикреплена прямо к телу, и поистине поразительная шевелюра, рыжая, как конский каштан осенью.