Пора признать, что мы сами вынудили это бездомное дитя прибегнуть к нашему гостеприимству, сами заставили его сначала остановиться, потом пожить, а в конце концов и обосноваться у нас.
Нет спору, юный путешественник попался у апельсинового дерева, выросшего на землях общины; однако по неписаным законам такое дерево считалось собственностью не столько владельцев земли, сколько прохожих, которые в случае необходимости могли пользоваться его плодами так же свободно, как речной водой, тенистой лесной прохладой и прочими благами, что дарует нам провидение. Никто, насколько помнится, не сажал этого дерева; никто не заявлял на него никаких прав.
Конечно, согласно нашим обычаям, завтракать в такую рань не годилось, и потому никто из нас не стал бы безучастно наблюдать за мужчиной, подростком или даже ребенком, который при первых проблесках зари уписывает апельсины, прохладные и влажные после дождливой ночи.
Вот Ангамба и заковылял к шоссе, неловко волоча ногу, и принялся отчитывать мальчика, словно неразумную скотинку, сбежавшую из загона.
— Дитя мое, да время ли сейчас набивать живот апельсинами? Ты только застудишь себе желудок холодным соком, а сытости никакой не почувствуешь. В этот час, дитя мое, ни один плод человеку не впрок; животные и те еще воздерживаются от еды, ожидая первых лучей солнца, чтобы пуститься на поиски пищи. Кто бы ты ни был, юный чужестранец, посмотри-ка на меня: я ведь тоже только что поднялся, но у меня еще и крошки во рту не было. Я тоже проголодался, и желудок мой урчит, настоятельно требуя положенной дани. И однако, стану ли я из-за этого с утра пораньше набрасываться на апельсины? Нет, я спокойно подожду, пока моя супруга растопит очаг и подогреет похлебку, которая вольется в мою разверстую глотку и поддержит жизнь в этой оцепенелой старой развалине. Кто бы ты ни был, чужестранец, напрасно ты не вошел с открытой душой в наш поселок, не попросил пищи у первой попавшейся тебе на глаза матери семейства, одной из тех несравненных матерей, которыми гордится весь народ эсазамский, ибо доброта породила у них обыкновение утолять голод и жажду всех пришельцев, будь то люди или животные, не заботясь ни о чем, кроме поддержания добродетелей, завещанных нам предками. Да кто же ты такой, если молва о щедрости нашей общины не достигла твоих ушей? Неужели тебе невдомек, что жевать апельсины у врат нашего города в сыром рассветном тумане — значит наносить нам обиду, которую мы не забудем вовеки? Твое счастье, юный путник, что обида, причиненная не зломыслием, а неведением, заслуживает не гнева, а участия.