Капеллан дьявола: размышления о надежде, лжи, науке и любви (Докинз) - страница 195

Из духа Африки[276]

Предисловие к книге Элспет Хаксли “Краснокожие пришельцы”

Элспет Хаксли умерла в 1997 году в девяностолетнем возрасте. Известная прежде всего своими яркими мемуарами о жизни в Африке, она была еще и выдающимся писателем-романистом, и в романе “Краснокожие пришельцы” достигла масштаба, который вполне заслуживает названия эпического. Это сага о жизни четырех поколений одной семьи из народа кикуйю, начинающаяся еще до колонизации Кении британцами (“краснокожими”, из-за загара, пришельцами) и заканчивающаяся рождением девочки, которую отец окрестил именем Аэроплан (“Его жена, думал он, никогда не научится произносить такое сложное слово, но люди образованные узнают и поймут”). Четыреста страниц этой книги захватывают, трогают, многое говорят нам об истории и антропологии, расширяют наш гуманистический кругозор... и при этом, к прискорбию, все распроданы[277].

В юности у меня была идея (так и не осуществившаяся) написать научно-фантастический роман. В нем рассказывалось бы об экспедиции, скажем, на Марс, но увиденной глазами (или что там у них вместо глаз) марсианских аборигенов. Мне хотелось подвести своих читателей к тому, чтобы они так всесторонне прониклись марсианскими обычаями, что воспринимали бы земных захватчиков как странных и чуждых пришельцев. Замечательное достижение Элспет Хаксли в первой половине “Краснокожих пришельцев” состоит в том, что она так глубоко погружает читателей в обычаи и мысли кикуйю, что когда наконец появляются британцы, все в них кажется нам чуждым, временами даже нелепым, хотя обычно заслуживающим терпимости и снисхождения. Я помню, что именно такой снисходительный интерес мы вызывали у африканцев во времена моего собственного детства, которое я провел в той же самой британской колонии.

Миссис Хаксли, по сути, мастерски превращает своих читателей в кикуйю, открывая нам глаза на европейцев и их традиции с таких сторон, с каких мы еще никогда их не видели. Мы настолько свыкаемся с экономикой, привязанной к козьему стандарту, что когда нас знакомят с монетами (сначала рупиями, а затем с шиллингами), то валюта, не прирастающая сама собой в период размножения, изумляет нас своей абсурдностью. Мы начинаем принимать мир, в котором каждое событие имеет сверхъестественное, волшебное объяснение, и чувствуем, что нас надули, когда обещание: “Рупии, которыми я тебе плачу, потом можно будет обратить в коз” в буквальном смысле оказывается неправдой. Когда Кичуи (а все белые называются в книге прозвищами, полученными от кикуйю) приказывает удобрить его поля навозом, мы понимаем, что он сошел с ума. Иначе зачем человеку пытаться наложить проклятие на собственный скот? “Мату не верил своим ушам. Если закопать навоз коровы, это приведет к ее смерти, точно так же, как смерть, или по меньшей мере тяжелая болезнь, придет к человеку, чьи испражнения покроют землей... Он категорически отказался выполнять этот приказ”. При этом мастерство Элспет Хаксли таково, что даже я, со всем моим презрением к такому модному товару, как “культурный релятивизм”, невольно оказываюсь на стороне Мату с его крепким здравомыслием.