— Я постарался, господин де Бофор, — продолжал Лапьерье, — сделать все от меня зависящее, чтобы это историческое событие надолго сохранилось в памяти жителей острова. Мы сейчас станем свидетелями церемонии, которая по своему значению выходит далеко за рамки обыкновенной губернаторской подписи. Более того, мне хотелось бы достойно отметить усилия ваши, господин Бофор, и ваших друзей. Будьте любезны следовать за мной.
Поведение Лапьерье сильно озадачило Бофора. Энтузиазм и угодничество, которые теперь демонстрировал губернатор, странным образом отличались от его недавнего нежелания иметь что-либо общее с пресловутой хартией. Бок о бок оба они прошли в большой зал. Непосредственно за ними шагали Ларше и Арнуль, затем Лазье, которого по-прежнему поддерживали под руки Латин и Сойер. Обеспокоенный несвойственной временному губернатору решимостью в словах и поступках, Бофор начал чувствовать себя немного неуютно. Лапьерье послал двух своих офицеров вперед, и главарь бунтовщиков очень хотел бы знать, чем они в данный момент заняты. Он зорко следил за всем происходящим вокруг, однако во дворе крепости не замечалось ничего подозрительного, он был почти пуст. Лишь на дальнем конце несколько солдат, вооруженных шпагами и рапирами, упражнялись в фехтовании на соломенных чучелах.
Постепенно Бофор обрел прежнюю уверенность и с удовлетворением подумал, что, не считая Лазье, с ним двадцать вооруженных опытных бойцов.
Все его страхи окончательно рассеялись, когда, войдя в зал, Бофор увидел, что помещение празднично украшено, что уже приготовлены бокалы, бутылки с вином и ромом. Поразмыслив, Бофор пришел к выводу, что Лапьерье или совсем безмозглый дурак, или же еще трусливее, чем казался на первый взгляд.
Губернатор отступил в сторону, пропуская первым Бофора, но тот уступил эту честь герою делегации — Филиппу Лазье.
— Как вы видите, — заметил Лапьерье, — я, надеясь, что вы захватите своего раненого друга, велел поставить два удобных кресла: для него и для себя.
Легким наклоном головы поблагодарив за любезность, Бофор прошел вторым за Лазье, за ним проследовал Лапьерье; он сразу же направился в дальний конец зала к столу, на котором находились свежеотточенные перья и чернильница. Между тем люди Бофора, смеясь и весело переговариваясь, заняли свои места в зале.
Губернатор вынул из кармана камзола лист бумаги, в котором Бофор сразу же признал составленную им и его приятелями хартию.
Положив документ перед собой на стол, Лапьерье встал с кресла.
— Господа, — начал он, — сейчас я присоединю свою подпись к вашим.