Алешка вышел на Ярославском шоссе. Рядом стрелка – «Лесное».
Дом Акопа стоял среди берез. Место превосходное! Забор высокий, метра три, ворота настежь – охрана резалась в домино.
– Арзамасцев, – важно представился Алешка.
– Ждут! – охранник встал.
«Этот, пожалуй, еще ничего», – подумал Алешка. Он не любил охранников, ему почему-то казалось, что все они – негодяи.
Лица русских охранников – как английский газон. Чтобы у них, у англичан, газон действительно был бы газоном, его надо каждый день подстригать в течение двух-трех веков. Чтобы в России природа смогла сочинить у людей такие морды, тоже надо всего ничего: просто пить, причем пить два-три века, и тоже – каждый день…
Акоп принял Алешку в своей библиотеке. У него была одна из лучших в России частных библиотек.
– Руцкой зовет, Яков Борисович!
– Знаю! – махнул рукой Акоп. – О Белкине слышал? Звонил вчера. По этому поводу. Руцкой зря с Белкиным связался, фонд какой-то лепят… «Возрождение», что ли… Фонд и банк. Зачем вице-президенту банк? Он банкир или вице-президент? А Белкин – жадный, плохо закончит, плохо…
– Значит, я мог не приезжать… – разочарованно протянул Алешка.
– Когда двое, всегда надежнее, – сказал Акоп. – Во как я им понадобился!..
Тихо вошел охранник и протянул Юзбашеву записку.
– Извини… – Акоп заглянул в листок. – Я занят, пусть ждут.
Дом был большой, но нелепый. Слишком широкий, с криво, небрежно повешенными картинами – русская классика.
– Ты Руцкого хорошо знаешь?
– Знаю.
Акоп внимательно посмотрел на Алешку:
– А с Гайдаром у него как?
– Мальчик. В розовых штанишках… – Алешка вдруг понял, что Акопа невозможно обмануть. – У меня интервью было… Руцкой так сказал.
– Ты что, журналист?
– Ага… Хотя выгоняют. «Известия».
– Выгоняют за что?
– На повышение… иду.
– Журналист – и на повышение? Ерунда, парень.
– Да. Ерунда!
Акоп открыл бар:
– Пиво хорошее… хочешь?
– Хочу, Яков Борисович…
Акоп достал две высокие банки «Туборга».
– Не стесняйся.
– Стесняюсь, Яков Борисович.
– Не стесняйся, говорю!
Акоп не любил, когда его называли Акопом. Для всех (даже для сына) он был Яков Борисович.
– Так что Руцкой?
– Руцкой… – Алешке было неуютно, – Руцкой, наверное… хороший человек. Но нельзя же простить ему моральный идиотизм.
– Как-как?
– Все, что он говорит, переодетая конъюнктура, Яков Борисович…
– Все они конъюнктура! – махнул рукой Акоп. – А Гайдар? Это что такое? На нашу водку он акциз увеличил, а на их «Роял» и «Абсолют» снизил таможню – как? На границе, в Чопе, фуры со спиртом сейчас на тридцать километров сейчас выстроились, к нам прут, потому что впереди Новый год… Это, скажи, не диверсия в пользу врагов России?