Состоялось обсуждение. Председательствовал В. Т. Кириллов. Мог высказать свое мнение любой. В основном хвалили Есенина, восторгались его манерой исполнения. Указывали на художественные достоинства, выделяя запоминающиеся сравнения, перечисляли удачные образы. Некоторые указывали на революционность и созвучность содержания пьесы современности.
В. Т. Кириллов был более осторожен в оценке. Высказал мнение, что Пугачев говорит на имажинистском наречии и что Пугачев — это сам Есенин.
С. Есенин не скрывал своего недовольства такой оценкой друга и сказал:
– Ты ничего не понимаешь , это действительно революционная вещь.
Галина не скрывала своего волнения после выступления Есенина. Она понимала, что им создано великолепное произведение, но у нее пока не было слов для общей оценки.
На следующий день проводила Аню Назарову на отдых к родителям в Дмитровскую Гору. О «Пугачеве» по-настоящему разговора не получилось, но Бениславская была убеждена, что она должна подруге высказать свое мнение. 4 июля 1921 г. письмо Ане, начала с цитирования отрывка из стихотворения Есенина «Хулиган» (1919) и тут же с места в карьер начала рассуждать о «Пугачеве»:
«Кто видел, как в ночи кипит
Кипяченных черемух рать?
Мне бы в ночь в голубой степи
С кистенем где-нибудь стоять.
Вот, Аня, в этом «Пугачев». Все, что есть в Есенине стихийного, буйного, кипение этой рати черемух — все в «Пугачеве», и он сам не ухарски удалой, а стихия бунта, ненависти к тем, кто «отгулял, отхвастал…».
Когда он читает «Пугачева», то Есенин и Пугачев — одно, нет в отдельности ни того, ни другого. И после этого говорят, что искусство может быть только в форме, в одной форме без содержания!
Ну, Аня, ты ведь не сердишься, что я тогда, после «Пугачева» была такой рассеянной. Я только потом умудрилась осознать, что я тебя видела перед отъездом последний раз, и мне было так досадно».
В июле С. Есенин пишет 7-ю главу поэмы.
Галине Есенин иногда кратко пересказывал содержание дописанных глав. 24 июля 1921 г. она сообщала Ане Назаровой: «Знаешь, у нас ведь тоже дождь, дождь и дождь… «и все без всякого толку». А как ужасно ночью, все время шумит, слюнявый такой. По временам мистический ужас — не заклятие ли в «Пугачеве» этого дождя. (По поводу него Есенин сказал: «Экий дождь, экий скверный дождь!»). А как он доволен 7-й главой. Но замучил, понимаешь, ведь так трудно ждать конца. И притом как будто нарочно дразнит, рассказывая о том, как пишет и т. п. А недавно я опять видела черновик и не сдержалась — открыла и стала читать (первые строки — дальше было неудобно — Анатолий Борисович мешал)».