— Так чего не уйдёшь из бизнеса? Поселился бы на лодке в дельте Сакраменто — кури, пей, рыбачь, ебись, знаешь, чем там ещё старьё занимается.
— Не забудь ещё ссаться и ныть.
* * *
Рассвет на подходе, бары только закрылись или закрывались, перед «Уэволнами» все либо сидели за столиками на тротуаре и дрыхли головами на «Здоровых Вафлях» или в мисках с вегетарианским чили, либо тошнили на проезжей части, отчего поток мелких мотоциклов шёл юзом по блевотине и прочему. В Гордите стоял конец зимы, хотя погоды были далеко не обычны. Народ роптал в том смысле, что прошлым летом на пляжах лета не было до августа, а теперь вот, похоже, зимы не будет до весны. Санта-аны выдували весь смог из центра Л.А. — в воронку между Голливудскими холмами и Пуэнте, на запад через Гордита-Бич и в море, и так продолжалось вроде уже не первую неделю. Береговые ветра так сильны, что прибою не на руку, но сёрферы всё равно, как ни странно, вставали ни свет ни заря поглядеть на эту рассветную дичь — она выглядела зримым аналогом тому, что каждый чувствовал шкурой: пустынные ветра, жара, неумолимость, да ещё и выхлоп миллионов автомотосредств мешался с микроскопическим мохавским песком и преломлял свет к кровавому концу спектра, всё было тускло, зловеще и библейски, словно небеса предупреждали: моряк, берегись. Акцизные марки штата на пробках бутылок текилы в лавках отклеивались, вот как сух был воздух. Теперь виннолавочники могли заливать в эти бутылки что угодно. В аэропорту реактивные самолёты взлетали не в ту сторону, вой двигателей не раскатывался по небу, где полагается, поэтому сны у всех вставали дыбом, если люди вообще могли уснуть. В небольшие многоквартирные комплексы ветер, сужаясь до свиста, проникал через лестничные колодцы, по пандусам и мосткам, а пальмовая листва снаружи трещала с влажным хлюпом, поэтому внутри, в затемнённых комнатах, в свете жалюзи казалось, что хлещет ливень, ветер ярился в бетонной геометрии, пальмы бились друг о друга тропическим потопом, так и тянет распахнуть дверь и выглянуть, а там, само собой, та же самая жаркая безоблачная глубь дня, ни дождинки, куда ни глянь.
Последние недели Св. Сбренд из Лондейла, для коего Иисус Христос был не только личным спасителем, но и консультантом по сёрфингу, и чья доска была старой школы, чуть меньше десяти футов, из красного дерева с перламутровым инкрустированным крестом сверху и двумя неистово розовыми пластмассовыми плавниками снизу, катался на приятеле с моторкой из стекловолокна далеко Наружу, где прибой, клялся он, такой, что узловатее наката и не бывает, волны больше, чем в Уаймиа, больше, чем на Бродяге дальше по берегу к бухте Полумесяца или на Тодос-Сантос в Бахе. Стюардии транстихоокеанских рейсов, заходящих на посадку в «ЛАКС», сообщали, что видели его внизу — он седлал волны там, где никаких волн быть не должно, фигурка в мешковатых белых плавках, белей того, как вообще-то они выглядели бы на преобладающем свету… По вечерам, с закатом за спиной он вновь восходил к мирскому оттягу раздолбайского Гордита-Бич, брал себе пиво и безмолвно тусовался, лишь улыбаясь людям, если без этого никак, ждал возвращения первого света.