Едва я увидела Труди, как иголка в моем мозгу, должно быть, на долю секунды совсем сошла с трассы, поскольку в голове вдруг стало пусто-пусто.
А затем мелодия заиграла короткими и быстрыми рывками:
О боже!
Да здесь мертвец!
Господи боже мой. Это Труди.
Это и правда ТРУДИ!
Мне потребовалась еще одна доля секунды, чтобы до конца осознать, что я вижу. А потом мысли снова забегали.
Святые небеса!
У нее что-то на лбу.
С ней что-то СДЕЛАЛИ…
И снова иголка соскочила с мозговой дорожки.
Зажав ладонью рот, я смотрела на Труди, не зная, говорю все это вслух или думаю про себя.
БОЖЕ МОЙ…
Кажется, тот, кто убил Труди, сделал и еще кое-что. Кое-что ужасное.
Он вырезал сердечко у нее на лбу.
Глядя на это жуткое сердечко, я покачивалась под набегавшими одна за другой волнами тошноты.
Да кто же мог такое сотворить?!
Ноги вдруг сделались ватными, я поспешно отступила на шаг, едва не споткнувшись, и вцепилась в перила. И невольно подумала: "Выходит, сердечки, которые Труди выводила в конце своего имени, кого-то бесили еще больше, чем меня…"
Я попыталась отвести взгляд, но глаза не слушались, фиксируя одну страшную деталь за другой. Кошмарную рану на лбу бедной Труди. Большие голубые глаза, уставившиеся на лампочку под потолком. Губы слегка приоткрыты, словно она начала кричать… и ей помешали.
Тоненькая темная струйка просочилась из пореза на лбу. Крови совсем немного — учитывая, сколь глубокой казалась рана. Значит ли это, что Труди уже была мертва, когда ей на лбу вырезали сердечко? Дай-то бог. Страшно подумать, что несчастной пришлось пройти через эти страдания.
Я поймала себя на том, что снова вглядываюсь в лицо бедняжки. Почему-то Труди казалась совсем маленькой. Возможно, при жизни она и была неприятной особой, но уж подобного точно не заслужила.
Такого никто не заслуживает.
Я решила, что увидела предостаточно, но тут за моей спиной раздался пронзительный вопль.
Это супруги Коновер спустились в подвал, привлеченные моим собственным криком.
Подняв глаза, я увидела Карла на середине лестницы, а позади него — Бекки с прижатой к губам ладонью. Кричала Бекки, но, судя по виду Карла, если бы она не догадалась это сделать, он был бы рад услужить.
Оба словно примерзли к лестнице. Перегнувшись через перила, округленными от ужаса глазами они взирали на Труди. Если интуиция меня не обманывала, шанс Коноверов номер пятьдесят два накрылся медным тазом.
— Бекки, Карл… — заговорила я на удивление твердым голосом, со стороны, должно быть, напоминая учительницу, отчитывающую непослушных учеников. — Мне очень жаль, что вы не подождали в гостиной, как я вас просила.