— За дамбахской рощицей, — еле донеслось до верха.
— Его нашли за дамбахской рощицей? — вдруг произнес голос за приоткрытой дверью чердака (это был подмастерье, прибежавший снизу). — Лошадь была привязана к дереву, он лежал на мху; бабы думали, что он спит; они отнесли его на фабрику. Такой богатый человек, у которого несколько сот рабочих, кучер, слуги, — и так один…
Он со страхом умолк, увидев бледное лицо Маргариты под черной кружевной косынкой, большие испуганные глаза; она прошла с опущенными руками, как бы во сне. Она не спросила: «он умер?». Ее побелевшие губы были судорожно сжаты; она молча спустилась вниз по лестнице и вышла из ворот на улицу.
Маргарита быстро помчалась по безлюдным улицам; вскоре она очутилась на пустом поле, над которым кружились стаи галок. Девушка не слышала громкого карканья этих птиц, этого единственного звука, раздававшегося в мертвенной осенней тишине. Временами она со стоном останавливалась, зажимая глаза и уши. Нет, нет, этого не может быть! Ее сильный отец не мог упасть, как колос под ударом серпа! Ее ноги с неимоверной быстротой бежали все дальше и дальше.
Все-таки она не могла прибежать туда достаточно скоро, чтобы убедиться, что с отцом случился лишь припадок сильного головокружения, что все опять хорошо, все по-старому, что его голос, как всегда, говорит ей, что глаза смотрят на нее, и этот ужасный час прошел, как страшный сон.
«Они нашли его за дамбахской рощей», — снова раздалось в ее ушах, и ее ноги остановились, и вера в обманчивый сон вдруг исчезла. Да, вот там, где среди буковых стволов виднелись березы, земля была утоптана, как на поле битвы; большие сучья деревьев были обломаны, чтобы расчистить место. Вся внутренняя сила Маргариты разом сломилась, и, когда лесок и дома деревни были, наконец, позади нее и пред нею показались каменные строения фабрики, она была вынуждена прислониться к стволу одной из лип, возвышавшихся против ворот фабричного двора.
Во дворе виднелось несколько групп фабричных рабочих, но ни одного звука человеческого голоса не доносилось оттуда; раздавался только топот лошади, это был гнедой Герберта. В ту минуту, когда Маргарита достигла лип, сам ландрат вышел из сада в фабричный двор; почти в эту же минуту с шоссе завернул экипаж и подкатил к воротам. Молодая девушка, как в тумане, видела развевающиеся ленты и перья — это были дамы из Принценгофа.
— Ради Бога, милейший ландрат, успокойте меня! — воскликнула баронесса Таубенек, увидев Герберта, который подошел к экипажу и поклонился; он был бледен, как смерть. — Боже мой, какой у вас вид! Значит, правда — то ужасное, непостижимое, что сообщил мне только что при встрече главный управляющий из Гермслебена? Наш милый, бедный коммерции советник…