— Готовы, — ответил старик Патриархеас и с трудом поднялся. — Не беспокойся, отче, тело мое страшится, но душа тверда. Я не опозорю нашего села!
Поп Григорис еще раз оглядел своих товарищей.
— У деда Ладаса развязался пояс, — сказал он, — с него штаны спадут. Яннакос, стяни-ка ему пояс потуже, чтобы он нас не осрамил.
Яннакос подошел, затянул пояс старику Ладасу, а тот во время этой операции стоял, подняв руки, и, как ребенок, разрешал за собой ухаживать.
— Вытри ему еще рот, Яннакос, у него слюни текут, — приказал поп Григорис. — Прощай, моя Марьори!
— Пошли, — сказал Хаджи-Николис, — мы главы села, все люди на нас смотрят. Во имя бога и Греции!
Перекрестившись, они перешагнули порог. Впереди шел поп, за ним трое старост, позади Яннакос и Костандис.
— Слушай, Костандис, почему ага позвал к себе и несчастного Панайотароса? Какое отношение он имеет к старостам?
— Его видели, говорят, вчера в полночь. Он вертелся около дома аги, был чертовски пьян и грозил…
— Но при чем здесь Юсуфчик? Он же гоняется не за ним, а за вдовой?
— Что тебе сказать, Яннакос? Ага взбесился, сам не знает, что делает. Его служанка Марфа твердит, будто ага хочет сесть верхом на лошадь, скакать по селу и убивать всех встречных! Спаси и помилуй нас, господи!
Двери домов приоткрывались, и люди смотрели на старост, медленно шествующих к дому аги. Все крестились, как будто проходила похоронная процессия.
— Пусть старостам теперь зачтется все то, что они съели, все то, что они сделали в жизни, — сказал один старик. — Они расплачиваются за все и искупают свои грехи.
Старосты шли не торопясь, как будто прощались со всеми. Время от времени поп Григорис поворачивал голову к дверям или к окнам.
— Не бойтесь, христиане, — говорил он. — Велик наш господь!
Несчастный Ладас почти повис на руке старика Патриархеаса.
— Архонт, — твердил он плаксиво, — иди со мной рядом, поддерживай меня.
Старик архонт нагнулся к нему.
— Ты боишься? — спросил он.
— Боюсь, — ответил Ладас умирающим голосом.
— Я тоже боюсь, — сказал архонт, — но делаю вид, что не боюсь, — таков мой долг.
Старый скряга покачал головой, но ничего не ответил.
Старосты теперь проходили мимо дворика вдовы. Катерина открыла калитку и хотела им сказать: «Не падайте духом, архонты! Не падайте духом!» — но не осмелилась.
Никто не посмотрел на нее; все даже ускорили шаг, как будто проходили по смрадному переулку, — еще немного — и заткнули бы носы.
Только Яннакос и Костандис приостановились.
— Добрый день, Катерина, — сказал Костандис. — Ты слышала глашатая? Уходи в дом!
— Ты Панайотароса видела? — тихо спросил Яннакос. — Ага и его позвал к себе.