— Не будем говорить о моем отце, тяжело вспоминать об этом, моя Марьори. Я люблю тебя, я не хочу потерять тебя, только ты привязываешь меня к земле, и никто больше. Только ты, знай это!
— Если меня не станет, что с тобой будет?
Михелис рукой закрыл ей рот.
— Молчи, — сказал он.
Марьори успела поцеловать ладонь Михелиса.
— Любовь моя… — прошептала она, и слезы закапали из ее огромных глаз, в которых застыло отчаяние.
Поп Григорис показался на пороге.
— Марьори, — сказал он, — чтобы вечер не застал нас в пути, поехали. С господом богом!
Он повернулся к Михелису.
— Я хотел бы поговорить с тобой, Михелис, — сказал поп, — но по возвращении. Когда ты вернешься к отцу?
— Когда бог захочет, отче, — ответил Михелис и наклонился поцеловать ему руку.
— Бог иной раз ожидает, чтобы ему подсказало человеческое сердце, Михелис, — промолвил священник и строго посмотрел на будущего зятя.
Поп хотел добавить еще что-то, но удержался.
— Доброго пути, — пожелал им Михелис, — пусть вам сопутствует бог!
Михелис на минутку задержал в своих руках худенькую ручку Марьори и тихо прошептал:
— Марьори, дорогая, только ты!..
И отвернулся, чтобы скрыть слезы. Потом взобрался на высокую скалу и долго смотрел вслед удалявшимся. «Мое сердце еще связано с этой землей…» — прошептал он.
Он окинул взглядом гору, поля. Уже начался сбор винограда, и можно было отчетливо слышать тихое пение сборщиц. Было видно, как любовно они срезали грозди спелого винограда и укладывали его в корзины; их руки, испачканные виноградным соком, тревожили воображение парней, уносивших собранный виноград: одни из них вздыхали, другие злились и только в песне находили успокоение.
Михелис слышал, как парни петушиными криками отвечали на девичьи голоса, и чувствовал нескончаемую печаль в своем сердце. Каждый год парни и девушки приходили на сбор винограда, и всегда Михелис слушал их песни, но в этом году они казались ему не песнями, а плачем.
Стоя неподвижно, Михелис ощущал, что к нему возвращается жизнь, неистребимая и безотрадная. Крутилось колесо жизни: теперь собирали виноград, потом наступит черед сбора маслин, затем придет рождество… И снова расцветет миндаль, зазеленеет пшеница, а затем настанет пора жатвы… И Михелис был словно привязан к этому колесу, поднимался и опускался вместе с ним. И в солнце, и в дождь, и днем, и ночью. А Христос — сначала ребенок, затем мужчина — ходил по земле и сеял божье слово. Потом Христа распинали, он воскресал и поднимался на небо; на следующий год он снова спускался на землю — и опять его распинали.