Христа распинают вновь (Казандзакис) - страница 261

Он нагнулся, плача, поцеловал блестящую, теплую шею животного, медленно и нежно погладил рукой белый пушистый живот ослика, его круп, хвост…

А Юсуфчик радовался ласкам своего хозяина, гордо встряхивал головой, поднимал хвост и победно ревел.

Стукнула дверь. Яннакос испуганно вскочил на ноги, но тотчас же успокоился, увидев Михелиса.

— Здравствуй, Михелис, — сказал он с облегчением, но его глаза были красны от слез.

— Что с тобой, Яннакос? Ты плакал?

Яннакос вытер глаза, ему стало стыдно.

— Я, кажется, стал ребенком, — сказал он, — прощался со своим осликом… У меня его забирает скряга Ладас, чтоб он сдох!

И показал Михелису письмо.

— У тебя найдется что-нибудь поесть? — спросил Михелис. — Я проголодался. Я ушел с горы утром, а теперь уже время обедать. Послушай, Яннакос, я сейчас же иду к старику Ладасу, ослик принадлежит Саракине, и скряга не имеет права забирать его!

Яннакос покачал головой. Он знал, что поп уже договорился с агой, написал архиепископу, и они все вместе не позволят Михелису раздать свое имущество, пока не будет решено: законна или незаконна подпись Михелиса. Все село было готово лжесвидетельствовать и показать, что у сына Патриархеаса голова не в порядке.

— Если он заберет его у меня, — вдруг сказал Яннакос, — не будь я Яннакосом, если не подожгу его дом!

Он вошел в дом, приготовил яичницу, принес хлеб, виноград, сыр. Дождь уже кончился. Они сели во дворе перед хлевом и начали есть; рядом с ними ел и довольный ослик.

— Как хорошо нам здесь втроем! — простонал Яннакос. — А старик скряга хочет нас разлучить…

— Сейчас же пойду к нему, — сказал Михелис, вытер губы и встал.

— Да поможет тебе бог, Михелис, сделай все, что можешь.

Старик Ладас и его жена сидели перед низким столиком и ели. Пенелопа, положив рядом с собой на скамейку носок, бросала в рот, как в дыру, маленькие-маленькие кусочки. Жевала она молча, медленно, лениво. Ее муж был в хорошем настроении и не переставая разглагольствовал:

— Все идет отлично, Пенелопа, слава богу! Поп — сущий дьявол в рясе. Он уговорил агу написать архиепископу, и вот увидишь, скоро имущество старика Патриархеаса попадет ко мне в руки. Говорят, оно перейдет к общине! Ха-ха! Не слушай, Пенелопа, я все уладил с попом. Мы пустим имущество с молотка, поп тоже получит свою долю; подлец хотел бы заграбастать все, но разве я допущу? Мы договорились между собой. А через несколько дней мы заполучим и ослика этого проклятого Яннакоса. Он будет твоим, женушка, ты сможешь седлать его и объезжать на нем наши владения. Он спокойный, работящий, хорошо откормлен, при нем и седло. Ты небось видела, оно все из пуха — будешь сидеть на нем царицей! Ни детей, ни собак у нас нет, никаких расходов, — живем как цари! Да проживи я еще сто — двести лет, все Ликовриси целиком бы попало в мои руки! А почему, как ты думаешь? Потому что все здесь дураки и бездельники, что ни год, шьют себе новые платья, обувь, рожают детей, а ведь все это большие расходы, кругленькие суммы… А мы… За твое здоровье, Пенелопа!