Но когда старосты уже переступали порог, капитан Фуртунас хлопнул себя по бокам и захохотал:
— Ах, досада какая! Забыли мы выбрать Магдалину!
— Не беспокойся, капитан, — сказал старик архонт, судорожно глотнув. — Я ее позову к себе домой и поговорю с ней. Думаю, мне удастся уговорить ее, — добавил он, ухмыляясь.
— Если суждено тебе согрешить с нею, архонт, — сказал поп, — поторопись, коль бога не боишься, сделать это до разговора с нею. Если уж она станет Магдалиной, сам понимаешь, получится большой грех.
— Хорошо, что ты меня об этом предупредил, отче, — откликнулся архонт и вздохнул с облегчением, словно избавился от серьезной опасности.
«Будь мы все прокляты, — пробормотал капитан Фуртунас, когда остался один и начал спускаться по склону, тяжело опираясь на палку и направляясь к конаку[18], куда был приглашен агой на обед. — Да, здесь нужно чистое сердце, а у нас — Содом и Гоморра!
Наш поп? Жадина! Открыл аптекарскую лавку, называет ее церковью и продает Христа граммами; излечиваю, говорит шарлатан, все болезни. „Какая у тебя болезнь?“ — „Сказал неправду“. — „Один грамм Христа, столько-то денег“. — „Я украл“. — „Полтора грамма Христа, столько-то“. — „А ты?“ — „Человека убил“. — „О, это тяжелая болезнь, бедняга! Ты вечером перед сном примешь пять граммов Христа, дорого стоит, — столько-то“. — „Дешевле нельзя ли, святой отец?“ — „Цена такая, плати, а то попадешь на самое дно ада“. И показывает он ему рисунки, которых полно у него в лавке, — на них изображен пылающий ад, с чертями и вилами; просителя бросает в дрожь, и он открывает свой кошелек…
Старик Патриархеас? Форменный кабан, сплошное брюхо с головы до пят; кажется, что даже в голове у него кишки. Если уложить с одной стороны все то, что он сожрал за свою жизнь, а с другой стороны все то, что он навалил ртом или задом, поднимутся две огромные зловонные горы. Вот так и явится послезавтра перед богом с двумя горами — справа и слева.
А Хаджи-Николис, учитель? Несчастный, бедный, уродливый, трусливый, в очках, а воображает, что он — Александр Македонский. А сам только на словах герой и набивает головы детей всякой книжной чепухой. Что же от него и ожидать? Учитель!
Дед Ладас? Скряга, бессовестный и жалкий, сидит над своими бочками, наполненными вином, над кувшинами с оливковым маслом, над мешками с мукой — и подыхает с голоду. Это он однажды вечером сказал жене, когда к ним пришли гости: „Жена, зажарь одно яичко, ужинать будут семь человек“. Живет он в голоде, в жажде, оборванный и босой. И зачем он только живет? Чтобы при своем богатстве подохнуть! Пропади он пропадом!