Была, наверно, полночь.
— Ничего плохого с ним не может случиться, — ответил Манольос. — Я видел его сегодня, дорогой Михелис, он шел по тропинке, гордо подняв голову… Ничего плохого с ним не может случиться. На какое-то мгновение он показался мне бессмертным.
— Но он почему-то задерживается… Что он может там делать? — прошептал Михелис, которого не успокоили слова друга.
— Разговаривают они, у них тайная беседа, они решают, что делать, дорогой Михелис. Святой Илья и он. Никто не должен им мешать. Они принимают решение.
— Но ведь там ему нечего есть! Как он будет спать в такой холод!
— Ничего, он может не есть, не спать; он не чувствует холода. Таким, как он, уверяю тебя, в эти минуты ничего не нужно. То ли он уже мертвый, то ли бессмертный, не знаю. Но ему ничего не нужно.
Подошел к ним Яннакос. Был он хмур, что-то бормотал про себя и ругался.
— Опять ты сердит? Что с тобой, Яннакос? — спросил Манольос. — Как твои дела, кладовщик Саракины?
— «А как твои дети, ворон? С каждым днем все больше и больше чернеют», — ответил Яннакос.
И немного спустя добавил:
— Продукты кончаются, — вот какие у меня новости! Скоро съедим последние крохи… Что будем делать? Снова возьмем своих соколов и ринемся на долину? Теперь очередь за попом Григорисом.
— Очередь за Ликовриси, подожди! — сказал Манольос.
Яннакос вскочил на ноги и радостно захлопал в ладоши.
— Пришло время? — крикнул он. — Это сказал священник?
— Он пока ничего не сказал, но мне кажется, что время пришло… — прошептал Манольос. — Нужно успеть, а я еще не готов.
Оба друга повернулись к Манольосу, стараясь разглядеть в темноте его лицо.
— Тебе чего-то не хватает, Яннакос? — спросил Манольос.
— Конечно, не хватает.
— Чего же?
— Керосина. Я дал богу слово, что сожгу дом деда Ладаса.
— Ты дикарь… — промолвил Михелис.
— Я справедлив, — ответил Яннакос. — Если бы Христос в наше время спустился на землю, на нашу землю, — что бы он нес на плечах? Как ты думаешь? Крест? Нет! Бак с керосином.
Манольос вскочил, прислонился к скале и внимательно слушал.
— А что ты об этом думаешь, Манольос? — спросил Яннакос. — Ты молчишь?
— А ты знаешь почему, дорогой Яннакос? — прошептал Манольос, весь дрожа.
— Я этого не знаю, никто мне этого не говорил.
Немного помолчав, он добавил:
— Через несколько дней наши дети будут снова бродить, опираясь на костыли, по улицам Ликовриси и рыться в мусоре, чтобы найти какие-нибудь объедки, а на них будут смотреть и посмеиваться. Нашим детям снится Христос, именно Христос. Они просят, чтобы он спустился на землю. Но утром, просыпаясь, они все забывают — ведь они дети! — и снова роются в мусоре…