— Это не запугивание, а средство для снятия стресса, — дружелюбно пояснил Амос.
Холден кивнул ему.
— Ты очень сердит на парня, который хотел украсть еду у голодающих?
— Жуть как сердит.
Холден постучал себя пистолетом по бедру.
— Пушка у меня только для того, чтобы ваша «портовая охрана» не вмешалась, пока Амос спускает злость.
Мистер Ведас, таможенный инспектор одиннадцатого порта, площадок с А14 по А22, развернулся и помчался во всю прыть. Нанятые им копы не отставали.
— Ну что, доволен собой? — спросила Наоми. Она странно, оценивающе смотрела на Холдена и говорила нейтральным тоном, не обвиняя и не одобряя.
Холден вложил пистолет в кобуру.
— Давайте выяснять, что за чертовщина здесь творится.
Штаб службы безопасности располагался на третьем от поверхности уровне. Отделка стен и независимая силовая установка выглядели роскошью в сравнении с голым льдом других помещений станции, но в действительности они служили важными сигналами. Как некоторые растения яркой листвой возвещают о скрывающемся в них яде, так штаб безопасности возвещал, что он неприступен. Мало того что невозможно было пробурить лед, чтобы тайком вывести из камеры друга или любовника, — каждому следовало видеть, что это невозможно, иначе кто-нибудь непременно попытался бы.
За годы жизни на Ганимеде Пракс побывал здесь всего однажды, да и то как свидетель. Тогда он оказывал содействие закону, а не просил о помощи сам. За прошедшую неделю он возвращался сюда двенадцать раз: ждал в длинной, безнадежной очереди, не находя себе места и отгоняя нарастающее чувство, что ему следовало быть не здесь и заниматься чем-то другим. Чем — он сам не знал.
— Сожалею, доктор Менг, — сказала женщина из-за дюймового, армированного проволокой стекла окошка справочной службы. Она выглядела усталой. Не просто усталой — совершенно выжатой. Контуженой. Убитой. — Сегодня опять ничего.
— Могу я с кем-нибудь поговорить? Должен же быть способ…
— Сожалею, — повторила она, глядя мимо него на следующего отчаявшегося, испуганного, давно не мытого человека, которому она не сумеет помочь. Пракс ушел, скрипя зубами от бессильной ярости.
Очередь растянулась на два часа: мужчины, женщины, дети стояли, прислонившись к стене, или сидели. Кое-кто плакал. Девушка с красными глазами курила марихуану, запах ее сигареты забивал вонь толпы, набившейся в тесное помещение, дымок завивался на фоне таблички «Не курить». Никто не возмутился. Все они загнанным видом походили на беженцев, даже те, кто здесь родился.
Со дня официального прекращения боев марсиане и земляне оттянулись на прежние позиции. Житница внешних планет превратилась в пустыню между ними, и вся станция думала лишь об одном: как бы отсюда выбраться.