— Лицом к земле, оба, лежать, живо! — приказал человек в капюшоне. — Я вас свяжу.
«Кроме шуток, Роберт, — говорил мне Брайан, — после этого парень стал меня раздражать. Я с ним заспорил, а сам потихоньку примерялся к его пистолету. Мне вся сцена представлялась какой-то несерьезной, больше напоминала игру в казаки-разбойники. Но надо было действовать осторожно, ведь если б дело пошло наперекосяк, я бы еще и в виноватых мог оказаться. Я шепотом сообщил Сесилии, что сейчас попытаюсь выхватить у него пистолет. Но она слишком перепугалась и просила меня не рисковать. И я решил, что подруга, пожалуй, права. „Если тебя грабят, не сопротивляйся“ — известная истина. А этот тип казался разумным и рассудительным».
Бандит обратился к Сесилии:
— Свяжите своего парня.
Та обмотала веревку вокруг запястий и лодыжек Брайана и завязала пару непрочных узлов.
«Я расставил руки, как это показывают в кино, и она обмотала их».
Связывая Брайана, Сесилия вытащила у него из кармана бумажник и бросила его грабителю, но тот оставил добычу без внимания. Когда девушка закончила работу, грабитель связал и ее тоже. Руки у него затряслись, когда он прикоснулся к Сесилии, но на прочности узлов это не сказалось. Затем он перевязал узлы на конечностях Брайана и сказал:
— Я начинаю нервничать.
Теперь молодые люди лежали на земле, совершенно беспомощные — Сесилия на животе, Брайан — на левом боку.
«Уже намного позже мне пришло в голову, что совершенно незачем связывать того, кого ты хотел ограбить, но не нашел у него денег. Можно просто приказать ему отойти на сотню ярдов и не оборачиваться…»
Однако беседа продолжалась в таком спокойном тоне, что пленникам просто не верилось, что им грозит серьезная опасность. Брайан повторил свое предложение о помощи.
— Что-то у него в голосе было специфическое. Никакой принужденности. Говорил, примерно как мы сейчас разговариваем. Сам на беседу не напрашивался. Инициатива принадлежала мне: я спрашивал, он отвечал. Я сказал, например: «Теперь-то вы в безопасности и можете честно признаться, что ваш пистолет не заряжен». Он оттянул ствол, вынул патрон, показал мне пулю. По виду калибр 0,45.[7]
Пистолет вернулся в кобуру, и из-под капюшона донесся голос, ставший хрипловатым:
— А сейчас я вас зарежу, ребята.
Этому голосу можно было поверить.
— Когда я увидел, как нож пополз из ножен, то понял, что нам не просто предстоит проваляться ночь на холодной земле, дело серьезнее. Я попросил незнакомца прирезать меня первым, потому что боялся даже представить себе, как он будет убивать Сесилию.