Собственно, инициативу проявил не он. Паша сам вызвался уладить дело, выяснить кто и за что, разобраться, как говорят, по справедливости. Был бы Клест из пацанов покруче, дельце обстряпали бы на «профсоюзных» правах, но дистанция от него до Паука представлялась космической, следовательно недешево стоила и месть. Во всяком случае Пашина цена Клесту не очень понравилась. Тот забирал австрийскую видеодвойку, аппаратуру Джи-Ви-Си плюс японские могучие колонки. Хорошо хоть «наличмана» не запросил. А сейчас требовал окончательного подтверждения. Либо да, либо нет. Дескать, главное Паук сделал: предложил помощь. Теперь пацанам решать — принять или отказаться. Заметив, что приятель все еще колеблется, Шмон бодро похлопал лежащего по руке.
— Ништяк, Клест, отработаем! Зато халяве рога обломают. Втрюхают на всю катушку.
Он был прав, отказываться от помощи Паука было неразумно. Однако взяла досада — за бодрый тон приятеля, за легкомысленную веселость. Конечно! Не ему, собаке, с видео расставаться! Тот и кулаками почти не махал и орал, как резанный, а получил меньше Клеста. Хотя все же не удрал, как Косыга, да и вообще был давним корешем — еще с самых детских лет. А потому его следовало терпеть, как эту треклятую боль. Дружок из кожи вон лез, расписывая нападавших, объясняя медведеподобному Паше, что если бы не Клест, то его, Шмона, сейчас бы тут не наблюдалось. То же самое он, вероятно, травил во дворах. Понимая это, Клест кайфовал от собственной, пусть временной, но значимости. Шмон мог взгоношить кого угодно. Скорее всего, благодаря его длинному языку, о случившемся и узнал пахан. И даже горюя по поводу потери аудиоцентра с видео, Клест не мог не тащиться от мысли, что ему выказывал сочувствие не мелкий вожачок, а лидер целого района. Разумеется, это что-нибудь да значило. Пахан замечал далеко не каждого пацана и уж конечно не за каждого готов был вступиться.
Сделка состоялась. Клест дважды в подробностях рассказал, как происходило дело. Одного из нападавших Шмон где-то уже видел. Паша, здоровый битюг, с абсолютно круглой головой, выпирающей грудной клеткой и рыхлыми толстыми руками, объявил, что Шмона берет на операцию с собой.
— Три дня, — он для наглядности показал три сосиски-пальца. — А повезет, так и раньше. Одного приволочем к тебе. Если мамахен, конечно, куда-нибудь сплавишь.
— А на кой мне его сюда?
— Для предъявы, и чтоб, значит, не сомневался, что Паша дело свое знает.
— Я и не сомневаюсь.
— Все равно! Положено для порядку… Деньги — товар, товар — деньги, — учил когда-нибудь политэкономию? Или еще не дозрел? — Паша улыбнулся, блеснув золотым зубом. — Короче, ты платишь, мы заботимся об удовольствии клиента. Захочешь, шурупы ему в уши завернешь, а захочешь — в петуха превратишь. Не приходилось еще проделывать такие фокусы?