— Что ты все время ищешь? — спросила шепотом.
— Не знаю, — грустно взглянула на нее Селия. — Кажется, в сумочке было что-то очень ценное. Я должна была сберечь любой ценой. А теперь там пусто. Не знаешь, что там было?
Мариам покачала головой и взяла сумочку. В огромных руках вещица казалась игрушечной.
— Она была с тобой с самого начала. — Силачка вывернула сумочку наизнанку и рассмотрела черную шелковую подкладку. — Внутри лежал булыжник. Помнишь, откуда она?
— Конечно помню, — улыбнулась бывшая наложница. — Такие были у всех женщин в гареме, от последней карие до самой валиде. Их носят на поясе. Мы хранили там жалованье…
Селия замолчала, будто внезапно вспомнила что-то.
— Значит, там были деньги? — предположила Мариам. — Турецкие асиеры?
— Может быть, — тихо произнесла «нимфа».
Подумала, стоит ли рассказывать об игре дельфинов, и внезапно вспомнила еще один эпизод из прошлой жизни. Селия еще побаивалась немногословной великанши в грубом кожаном жилете.
Взошло солнце. В неверном свете утра Селия разглядывала Мариам. Без привычной банданы жирные черные волосы падали ей на лицо, над губой виднелась тонкая темная полоска. Лампри вдруг показалось, что в уродстве силачки ощущается своеобразное величие: «Каково это, быть ошибкой природы?»
Рядом на палубе послышался писк. Калека даже не пошевелилась.
— Можно мне? — спросила глава труппы.
Несчастная мать кивнула. Великанша взяла ребенка на руки. Абсурдное зрелище: огромная женщина держит такого кроху. Мариам до того осторожно взяла сверточек, что Селия подумала, сейчас силачка уронит ребенка размером почти с ее ладонь. Но рябое, круглое лицо засветилось неописуемой нежностью, и Лампри внезапно стало стыдно. Маленький пискнул еще раз, выпростал из пеленок ручонку и помахал ею. Мариам, чуть дыша, протянула ему палец, младенец крепко обхватил его крошечным кулачком.
— Смотри! У него ручка дрожит, словно крылья мотылька! — завороженно прошептала великанша.
Ее лицо вдруг засияло неожиданной красотой.
— У него? — нахмурилась Селия.
— Ну конечно. Это ведь мальчик? — Мариам не сводила глаз с малыша.
Пеленки разболтались, обнажив «рыбий хвост». Бывшая наложница не сдержалась и отвела взгляд.
— Не знаю… трудно сказать, — пробормотала она.
— Тебе нечего стыдиться, — попыталась утешить ее великанша.
— Мне ни капельки не стыдно…
— Почему же ты покраснела?
Щеки Селии действительно залились румянцем. «Но я чувствую не стыд, — подумала она, — а скорее отвращение. Даже глянуть на уродца без дрожи не могу… Знаю, Господь накажет, но я каждый день борюсь с желанием кинуть его за борт, вернуть туда, откуда он взялся…» Горло сдавило, и вслух она не сказала ни слова.