Жрица опять подслушала его мысли.
– Мавут никогда не сумеет постичь всю глубину кан-киро, – толкнув пятками ослика, сказала она. – Это искусство не даётся тому, кто не умеет чувствовать чужую боль как свою. Мавут избрал путь чужой боли. Ты не такой.
Волкодав чуть не ляпнул, что к могуществу не стремится, а на силу и так вроде не жалуется, – но вовремя прикусил язык. Ещё как стремишься, фыркнет мать Кендарат. Ты же тем только и занят, что хлыстом и шпорами гонишь себя к новым пределам. И добро бы ради чего хорошего…
– У меня была небольшая, но всё же надежда, что Мавут призадумается, встретив человека сильнее себя, идущего по иному пути… – Мать Кендарат посмотрела на спящего Иригойена и улыбнулась. – В этом мальчике тоже живёт немалая сила. Ты вот дал Мавуту отпор, заставив его удрать без оглядки, а наш сын пекаря его просто не заметил бы. Понимаешь, о чём я?
Волкодав понимал. И сравнение было не в его пользу. Иригойен действительно как будто не замечал в людях зла. Пока эти самые люди не накидывались на него с кулаками.
– Его сила – в чистоте и правде души, устремлённой к небесному Свету. Помнишь, как он огорчился, осмысливая свою схватку с мономатанцем? Думаешь, Мавут зря затеял тот разговор?.. Он хотел понять, кто перед ним, и увидел, что Иригойен – как яблоко на нитке: нипочём не укусишь, только испакостишься своей же слюной.
Тогда он подъехал ко мне, благо случай представился…
– Тогда он подъехал к тебе, а ты его в озере выкупал, – сказала мать Кендарат и вдруг взяла Волкодава за руку. – Но на самом деле всё это не так важно, малыш. Я просто подумала, а вдруг Мавут задержит тебя ещё хотя бы на год… а лучше – на два… Прежде чем ты отправишься на свой север, чтобы отомстить…
Волкодав хотел ответить, но что именно – сразу забыл, поскольку в это время произошло нечто странное. Кругом не было видно ни души, и тем не менее откуда-то долетел женский голос:
Кони резвые мчались бешено
По дороге вдаль, по дороге…
Он звучал как будто очень издалека. И был каким-то… нечеловеческим. Волкодав не взялся бы объяснять, но от этого шелестящего голоса у него волосы чуть дыбом не встали. Дорогу совсем близко пересекли сразу несколько крупных шаров перекати-поля. Они показались Волкодаву особенно косматыми, стремительными и страшными. Нипочём не скажешь, что они несли на другой край света готовые прорасти семена. Такие словно кого-то преследуют, давно сделавшись горькими и пустыми в бесконечной погоне…
Берегись, мужчина и женщина,
Берегись, дитя на пороге…
Заунывный голос то ли подпевал негромкому посвисту ветра, то ли возникал из него, из шороха засохшей полыни и неупокоенных странствующих шаров…