Иригойен сунулся было в тоннель, но его засмеяли и выгнали: обойдёмся как-нибудь без худосочных. Тогда халисунец напросился с Захагом и Шишини – смотреть пекарные печи. Посмотрел. И… на целую седмицу пропал в городе, шатаясь по харчевням и постоялым дворам.
– На что ты несёшь сюда эти булочки и лепёшки, я что, плохие пеку? – выговорила ему строгая Мицулав. – Да ещё не ешь! Надкусишь – и Рыжему отдаёшь. Он и то скоро морду воротить станет. У нас, саккаремцев, так с хлебом не поступают!
Иригойен в ответ застенчиво улыбнулся и попросил у неё немного муки.
На другой день Захага и Шишини, явившихся забирать готовые лепёшки, встретили очень виноватые пекари.
– Прости, дочь Мицулав, мы их того… съели, – потупился старший. – То есть не все… те только, что были на плетёном лотке… Пахли они больно уж необычно, мы попробовали, ну и… Вот тебе за них денежки, чтобы всё было по чести!
И вывалил ей в ладони пригоршню медных монет, среди которых блестели даже два мелких сребреника.
Такая выручка у Шишини редко получалась не то что за маленький отдельный лоток, – за всё, что бывало в корзинах.
– Ты ещё калачи им спеки, – посоветовал Иригойену Волкодав.
Халисунец насторожился:
– Да здесь, поди, таких и пряностей нет, какие вы у себя на севере добавляете…
Пришлось венну объяснять ему, в чём на самом деле состоял секрет калачей: второй раз тесто должно было подходить на льду. Иригойен не поленился найти самый холодный погреб в Дар-Дзуме. И уломать хозяина, ставившего душистое желтосливовое вино, чтобы тот пустил его туда с тестом. Хозяин, ростовщик Бетаф, посулил халисунцу страшные кары на случай, если из-за соседства с хлебной закваской вино перекиснет, но в погреб пустил. Не за просто так, ясное дело, – за два калача. Бетаф слышал от соседей, что случилось в пекарне. Иригойен полдня стучал зубами, глядя, как растет тесто, поскольку то и дело открывать дверь было не велено. Потом выкатал в ладонях каждую ручку, острым ножом подрезал каждую губу, посыпал щедро мукой… Калачи всё равно получились, по мнению Волкодава, неправильные. Вкусные, но – другие. То ли мука иная была, то ли закваска, то ли печь грела не так, то ли просто руки были не мамины…
Ростовщик забрал свою долю и велел халисунцу приходить ещё, когда тот пожелает. Иригойен пообещал.
Выясняя, какой хлеб любили в Дар-Дзуме, он свёл знакомство с двумя семьями соплеменников, жившими в городке. Верные Лунного Неба первыми обратили внимание на то, как воробьи подбирали крошки у него прямо с ладоней. Люди пошептались между собой. Затем кто-то осторожно спросил: