Дело было в семидесятых.
Поезд ехал по Средней Азии — от Ташкента вглубь. Наступило очередное утро. За окнами тянулся безнадежный пейзаж; у окон, глядя в этот пейзаж безнадежными взглядами, стояли: Роман Карцев, Виктор Ильченко и их друг, режиссер Исай Котляр, ехавший с ними на гастроли. А рядом с Исаем у окна стоял полковник госбезопасности, ехавший вглубь по своим госбезопасным делам.
Верблюды, саксаулы, домики-мазанки, барханы, барханы…
И Исай Котляр, глядя на все это, вдруг печально и отчетливо молвил, поворотясь к полковнику:
— Вот что здесь было до советской власти…
В этой фразе таилась неуязвимость синкопы, смещающей удар на неударную долю. Чекист захлебнулся от ярости и ушел в свое купе, хлопнув дверью.
— Доброй ночи, — сказал в ночи глухой мужской голос, совершенно мне неизвестный. — Передайте, пожалуйста, Людмиле Александровне, что бешеные суки не щенятся…
— Что? — переспросил я, пытаясь проснуться.
— Передайте Людмиле Александровне, что бешеные суки не щенятся… — настойчиво повторил глухой голос.
— Хорошо, — согласился я, покрываясь испариной.
Неизвестный на том конце провода помедлил секунду и повесил трубку, а я остался сидеть в ночи у телефона, как мешком ударенный.
Я понял, что моя жена начала работать на какую-то иностранную разведку…
Наутро выяснилось: нашу девятилетнюю дочку на даче укусила многодетная собака, и жена (перед тем как на ночь глядя повезти Валентину в больницу) успела по телефону озадачить знакомого врача вопросом о приметах собачьего бешенства.
А меня, значит, решила не беспокоить.
И вот глубокой ночью звонок и — «бешеные суки не щенятся»…
Баба Саша работала в регистратуре в поликлинике. Отсидев однажды две смены подряд, она отправилась домой и по дороге зашла в гастроном. В рыбном отделе долго смотрела на витрину, пытаясь собраться с мыслями, и наконец, ткнув пальцем в какую-то рыбу, спросила:
— Как фамилия?
Продавщица посмотрела на рыбу, подумала и ответила:
— Треска.
…вообще — обычное дело …
Когда за утренним кофе вместо слова «сливки» глаза прочли на упаковке слово «силовики», я понял, что пора завязывать с политической публицистикой…
Но это что! Мой приятель, женатый на учительнице младших классов, рассказывал: придя домой за полночь, он лег в супружескую постель и, исполнив супружеский долг, услышал от не вполне проснувшейся жены: