До окончания обострения президент может рассчитывать на помощь этого человека круглосуточно.
Юный лейтенант спецназа отложил томик М. Горького — «Детство. В людях. Мои университеты» — и встал. Во главе с мрачным капитаном все трое заняли свои места у дверей.
В зал суда быстро провели, пристегнутыми наручниками к конвою, двоих людей.
Прошел государственный обвинитель, прокурор-орденоносец Шохин — маленький, бодрый, излучающий такую энергию, как будто в какое-то неведомое место ему вставлено пять «Энерджайзеров» одновременно.
Пристав Иван Иванович проверил документы у зрителей, сильно поредевших за месяцы этого шоу — и впустил их в зал заседаний.
Через пару минут свое место — под гербом, в паре метров от стыдливо свернувшегося флага Российской Федерации, — заняла тетка в мантии с лицом завуча по воспитательной работе и две ее подручные статистки.
Сумасшедший старичок мог не волноваться за приговор.
Однажды обвинение попросило суд
…приобщить к делу некое в тяжких трудах добытое следствием письмо подсудимого Платона Лебедева.
Судья спросил защиту: не возражает ли? Защита ознакомилась с письмом и заявило, что возражает.
Потому что писал это письмо — не Лебедев.
И подпись под письмом не его.
И фамилия другая.
Судья Колесникова немного удивилась, но все равно приобщила письмо к делу.
В дни вынесения приговора
…к суду свозили сторонников мещанского правосудия.
В старое доброе время так вывозили на овощебазу.
Молча, по команде человека с хорошей выправкой и в темных очках, они поднимали навстречу телекамерам федеральных телеканалов плакаты про Ходорковского, ограбившего народ.
Потом, по команде же, плакаты опускали и стояли дальше у стеночки со скучными лицами, меж собой не общаясь и на вопросы журналистов не отвечая.
Ровно в два часа пополудни эта группа тяжелых аутистов, отработав свое, вместе со своей гражданской позицией пошла на погрузку в автобусы.
Назавтра аутисты снова стояли вдоль стеночки на прежнем месте — и, не вынеся этого скорбного зрелища, я пошел их лечить.
Сначала аутисты на контакт не шли; только какая-то бабушка, подпиравшая древко транспаранта, в ответ на просьбу рассказать о своей гражданской позиции поподробнее, сказала: «Мне дали, я и держу». Потом они помаленьку втянулись в общение, и уже другая тетенька поделилась своей бедой: «У меня, — сказала, — воды горячей нет. Что мне дома-то делать? Вот пришла сюда».
И умолкла, печальная.
Зато разговорился крепкий дядька по соседству — и в патриотическом раже быстро договорился до того, что «брал Бранденбургские ворота».