<…>
Опять же, возвращаюсь наконец домой, а тут меня спрашивают:
— Ты меня любишь?
— Ага, — говорю.
— А как ты меня любишь?
— Оооочень.
— А еще как?
Итут я не то чтобы взрываюсь, на это сил нет, но так, пшик и пара искр:
— Ну прям девочка и гинеколог, “дай три рубля — письку покажу”. Я в жж пишу про любовь, колонки пишу про любовь, книжки, и те про любовь целыми днями пишу — и вот теперь могу я раз в жизни позволить себе спокойно молча, блин, молча! рыбки съесть? На улице еще кругом станки — девочки то есть, любовью озабоченные, — и ты туда же.
Но это я, конечно, вру, как обычно. Просто в глубине души убеждена, что мне разделять свои чувства с кем-то недопустимо. Только еще не решила, позор это или преступление. Если надо — могу наврать. Или написать об этом (через приличное время). Но чтобы так — в живого человека голой эмоцией тыкать? — скорееумру.
Я тут прочитала семь томов Еарри Поттера, вынесла оттуда ровно одну фразу: “У тебя эмоциональный диапазон, как у чайной ложки”. Боюсь, у меня в смысле выражения чувств — таки да».
— А чем настоящий роман должен отличаться от ненастоящего или от ЖЖ?
— Во-первых, толщиной, — серьезно отвечает Марта. — Нет, нам в Литинституте объясняли какие-то приметы романа, но я помню, что узнала, как писать роман, сидя в туалете и читая Бахтина. У нас просто в туалете очень хороший свет, — поясняет она, видя на моем лице вежливое недоумение. — Я вышла просветленная, потому что наконец поняла про хронотоп. Я подумала: так вот как это делается! Потому что у нас, у взрослых людей, уже полно всяких историй, но если мы беремся писать книгу, как Януш Вишневский, получается куча историй, которые мы последовательно излагаем и придумываем к ним какие-то связки. И это увлекательно, но все-таки не совсем то. А я поняла, что должны развиваться не только основная сюжетная линия, но и какие-то параллельные; что должна быть более ли менее картина эпохи; и это очень интересная интеллектуальная работа на самом деле. Я прямо чувствую, что у меня слишком маленькая голова для этого. Но я стараюсь.
— Это ведь ЖЖ приучает к маленьким текстам, к тому, что текст больше двух экранов не читается?
— Нет, он, скорее, балует, потому что ты понимаешь, что можешь обойтись маленьким количеством текста. Но когда начинаешь писать, понимаешь, что это никуда не годится. Вот у меня сейчас вышла книжка, и я прямо вижу, что там сплошной конспект. — На голубенькой обложке только что вышедшей книги «Московские фиалки», которая лежит у меня в сумке на всякий случай, грустная голубая ворона, немного похожая на Марту, косится на читателя и на уточнение в нижнем углу обложки: «Две повести. Четыре рассказа». — Вот первая повесть, «Тот, кто останется», мне в принципе нравится — это максимум, на который я сейчас способна, но и она чистый сценарий. Потому что я не умею расписывать.