— Атлет сорвался с места и стремглав полетел к дому. Иван с любопытством заглянул во двор, успел рассмотреть обширные владения бригадира, плавно переходящие в речной пляж, а на пляжу том… Он поморгал и затаил дыхание. Под развесистым деревом на скамейке сидела девчонка в купальнике, читала книжку и цедила что-то через соломинку из высокого стакана. На правой ноге девчонки была цветная повязка, при виде которой у Ивана как-то нехорошо похолодело в желудке, а в горле застрял тоскливый комок.
— Это кто там? — хрипло спросил Иван, силясь заглянуть через плечо Вовца, — хозяин дома, заметив его взгляд, развернулся в дверном проеме и загородил собой девчонку. — У вас что — гостей в дом пускать не принято?
— Глаз! — нервно крикнул Вовец, сверля Иванов профиль острым взглядом и не сдвигаясь с места. — Это моя дочка. Она больная… эмм… на посторонних реагирует болезненно… Вот. Поэтому никого не пускаем. Ты извини, братуха…
— Да ладно, чего там, — потерянно пробормотал Иван, отступая назад и мучительно пытаясь сообразить, где он видел эту девчонку. — Я на минутку…
Тут вовремя подоспел атлет, стремглав подлетел к хозяину, держа на вытянутой руке кожаный бумажник и впиваясь глазами в свои часы. Вовец, не глядя на циферблат, отвесил атлету мощную затрещину — тот пискнул жалобно и скрылся.
Не глядя выхватив из бумажника толстую пачку розовых купюр, бригадир протянул деньги Ивану и торопливо сказал:
— На, братуха, отдавать не надо. Это не деньги. Ты на чем?
— А вот — на нем. — Иван показал на прислоненный к забору велосипед. Вовец выглянул из двери, удивился и предложил:
— Щас скажу — тебя подбросят. Ты извини, так получилось…
— Ничего, — рассеянно пробормотал Иван, садясь на велосипед. — Я понимаю. А подбрасывать не надо — прогуляюсь. Спасибо за помощь…
Оставшееся время дня он провел праздно — пил пиво вопреки требованиям режима, смотрел видак и боролся сам с собой. Сомнения одолевали.
Насчет дежа вю он слыхал, но представлял себе данное явление весьма абстрактно.
За время военной карьеры его неоднократно били по голове, причем весьма сильно — не просто так баловались. И контузии были… Но такого — никогда. Цветные глюки…
Одолеваемый сомнениями, Иван вышел во двор покурить. Сел на крылечке, затянулся, выпустил колечко и только сейчас заметил, как вокруг хорошо. Приволье, зелень, воздух напоен ароматами трав — никакой войны, тебе.
Живи, короче, да радуйся…
— С цветными глюками, — вслух пробормотал Иван и страшно огорчился тому, что все испортил.
Уже смеркалось. Длиннющие тени от предметов, еще более вытягиваясь, сползались в общую кучу, покрывая вечер серым одеялом загустевшего за день зноя, который через некоторое время должен сдать вахту ночной прохладе.