Нерисса фыркнула, беспокойно теребя неровно остриженные волосы, падавшие ей на лоб.
— Да неужели? Что ты знаешь о смысле, девочка? Ты и прочие железячники, запертые в сырых стенах этой школы, шестерни которой крутятся и крутятся, перемалывая ваши кости…
Дальше я не слушала. Если слушать слишком долго, я, пожалуй, начну верить в то, что она говорит. А это разбило бы мне сердце.
Палец скользнул в выемку на оправе — когда-то там был рубин, украденный, как уверяла мама, нечистым на руку санитаром. Впрочем, она кого только в чем не обвиняла. Она и во мне видела то козодоя, который выпьет ее кровь и похитит душу, то призрака; кричала, что я явилась мучить ее и шпионить за ней. Когда на нее находило, я быстро собирала книжки и возвращалась к себе, зная, что пройдут недели, прежде чем мы увидимся снова. Если же мама принималась рассказывать свои сны, я иногда задерживалась у нее не на один час.
— Я была на лилейном поле… — вновь прошептала она, прижавшись лбом к оконной решетке. Ее пальцы скользнули между прутьями, оставляя мимолетные следы на стекле.
Эти видения всегда зачаровывали меня. Целое поле лилий, темная башня, прекрасные девушки… Нерисса пересказывала их снова и снова мягким, задумчивым голосом. Ни от какой другой матери я не услышала бы таких невероятных, фантастических сказок на ночь. Это был мир, доступный ей одной, мир вне пределов обыденности, вне рационального механизма реальности. Сколько я себя помнила, Нерисса всегда была погружена в свои мечтания. Навещая ее теперь, я каждый раз надеялась, что она высвободится из их тумана, и каждый раз уходила разочарованной. Когда я закончу Академию, мы, наверное, и вовсе не сможем видеться — я буду слишком занята своей новой приличной работой, своей новой добропорядочной жизнью. Но пока Нериссе нужен был слушатель, и я, как почтительная дочь, исполняла свой долг — словно волочила привязанный к ногам тяжелый камень.
Перекинув сумку через плечо, я поднялась.
— Мне пора. — Сигнал к окончанию часов посещений еще не прозвучал, но за окном уже темнело.
Нерисса по-кошачьи легко вскочила на ноги, и ее холодные пальцы сомкнулись на моем запястье. Ночная сорочка, свободно висевшая на исхудалой — кожа да кости — фигуре, колыхнулась. Я всегда была выше и крепче своей хрупкой матери. Я бы сказала, что пошла в отца — если бы хоть раз в жизни его видела.
— Не оставляй меня здесь, — прошипела Нерисса. — Не оставляй меня одну под их взглядами. Мертвые девушки, Аойфе, они будут танцевать, танцевать на пепелище мира…
Ее глаза не отрывались от моих, пальцы стискивали мне руку. Дыхание у меня перехватило. От окна словно потянуло холодом, и вдоль спины побежали мурашки. Неожиданный стук в дверь заставил нас обеих вздрогнуть.