– Эта одежда для общественных мест – таковы правила, спокойно произнесла я. – Выбор одежды большой, мы ведь живем в двадцать первом веке. Но есть ограничения.
– Я чувствую себя монахиней. Или отцветшей старухой, а мне ведь еще тридцати нет! – она вздохнула и перевела взгляд на нашу спящую королеву. – Ты тоже об этом думаешь?
– Будто я хороню себя? Да… это… странное зрелище! – выдохнула я, чувствуя, как мое тело покрывается мурашками.
За нашими спинами раздался гул голосов, мы обе повернулись, услышав громкий визг, – бывшие «коллеги по работе» не ожидали увидеть возле гроба сразу двух живых Маргарит.
– Успокойтесь, курвы, мы ее сестры, понятно? – прояснила обстановку Жози. Перед нами стояла группа женщин с ярким макияжем и в черных гипюровых платьях, сквозь которые было видно разноцветное белье.
– Я им позвонила. Они же много работали бок о бок, буквально на соседних койках! – прошептала она мне на ухо.
Я кивнула.
– Твой-то не прилетел? – уточнила Жозефина, имея в виду моего Господина. Он очень хотел поддержать меня, и быть рядом в самый скорбный момент, но я настояла на том, чтобы он остался на своей родине, опасаясь, что российские будни шокируют его.
– Ты ехала обретать семью, а не терять ее! – сочувственно произнес он.
– Мой Господин, мне придется смириться с этой потерей, я хотела бы уделить внимание моей второй сестре. Я вернусь совсем скоро, и мы не будем больше расставаться! – пообещала я, понимая, что сильно скучаю. Больше всего мне хотелось, чтобы в это трудное время он был рядом.
После прощания с телом в траурном зале мы направились на кладбище. Жози заказала катафалк и мини автобус для приятельниц усопшей сестры. Я вдруг вспомнила похороны соседского мальчишки, умершего много лет назад, его засыпали землей, а я все никак не могла взять толк, зачем с ним проделывают эту странную манипуляцию.
Ее закопали и увенчали насыпь временным деревянным крестом, а еще щедро засыпали хризантемами и розами желтого цвета, которые так любила Марго. Я не хотела уходить с кладбища, потому как чувствовала тонкую связующую нить с похороненной сестрой, которую с уходом я потеряю навсегда.
– Я тоже чувствую это… Тебе больно – терпи! – шептала моя сестра, прижав меня к себе.
– Я знаю про Михаила, – зачем-то выпалила я, участливо сдавив ее руку. Я просто хотела озвучить, что знаю, как сложно им обеим пришлось. Жози разволновалась и попыталась что-то сказать, но не могла подобрать правильные и нужные слова. Вместо этого она поцеловала меня в щеку, затем сказала «спасибо» нашей сестре, за то, что та избавила ее от тяжкого пояснения этой странной и болезненной ситуации.