И старуха неопределенно ответила:
— Круглый он. Увертливый. Катается туда-сюда, как шарик на льду, я не ухватишь. На словах-то он беда какой, медовый пряник, а по делам-то — кто его знает… Я ведь шибко беспартийная, Федор Петрович.
— Да будет вам, Пелагея Кузьминична, на себя наговаривать… Вон, кажется, он возвращается.
Тудоиха посмотрела из-под руки на закат.
— Он! И ты, стало быть, узнал его через столько лет?
— А откуда это вам известно, Пелагея Кузьминична?
— На уши-то я пока, Федор Петрович, не жалуюсь.
— Да, я знавал его, — сказал Стекольников и, осмотрев себя, подтянув легкие тканевые сапоги, застегнул на все пуговицы чесучовый китель, пошел навстречу Тейнеру.
— Алло, Джон, — приветствовал его Стекольников. — Пусть ты не помнишь меня, но я узнал тебя…
Джон остановился, всмотрелся в лицо Стекольникова, потер лоб, потом постучал кулаком по темени, будто желая этим поторопить свою память, подпрыгнул и запел:
— «Расцветали яблони и груши…» Шашлык на тесаке… Спирт из котелка… Ударь меня по голове, капитан, вот этим камнем. Может быть, ты выбьешь из нее свое имя…
— Федор, — подсказал Стекольников.
— Федор, — крикнул и снова подпрыгнул Тейнер. Они обнялись.
— «Прощай, любимый город, уходим завтра в море», — пропел Тейнер. — Ты научил меня первым русским песням… Ты подарил трофейную кружку с музыкой… А теперь дай мне по-русски в морду, Федор, за то, что я забыл твое имя» Так могут забывать только американцы… Нет, нет. Ты не говори мне… Американцы очень забывчивый народ. Я знаю. Я очень хорошо знаю.
— Да будет тебе, Джон. Я ведь тоже забыл твое имя… Но сразу узнал тебя, когда ты снимал Кирилла Андреевича. Мы квиты.
— Квиты! Да. Это очень хорошее и короткое слово. Мы — баш-на-баш. Тогда пойдем в мой отель де Бахруши, у меня найдется кое-что для встречи. — Тейнер взял под руку Стекольникова и потащил к Дому приезжих.
Потом он оглянулся на речку и сказал:
— Всякая река может стать Эльбой, если этого захотят люди… Если они могут захотеть… Но об этом потом. А теперь скажи мне, Федор: хочешь ли ты, чтобы я обнял земной шар?.. Или, может быть, тебе кажется, что у меня для этого коротки руки?.. Тогда я могу достать солнце, пока еще оно не очень далеко закатилось, и подвесить его в авоське, которую я сегодня так удачно купил в сельской лавке. Пусть оно светит нам, как на Эльбе. Как на Эльбе!
Стекольникова радовала безудержная болтовня Джона. Этот весельчак, потолстев, полысев и обрюзгнув, оставался таким же, как и прежде, жизнелюбивым. В эти минуты показалось, словно оба они вернулись на памятный берег Эльбы и словно их не разделяли долгие годы тягостного и напряженного «мира» и холодной «дружбы» двух стран, державших в своих руках счастливые ключи обоюдного благополучия и пороховые нити судеб десятков народов и жизней миллионов семей.