— Это крем для лица!
Грабитель замер. Медленно обернулся; Ольга попятилась. Незваный гость был тощ, довольно высок и бледен. Уши оттопыривались. Глаза неопределенного цвета сидели глубоко, обведенные темными тенями.
Ольга осознала всю глупость своего поступка. Пусть бы жрал крем на здоровье; пока вор был занят, у хозяйки оставался шанс выйти из квартиры, позвонить в милицию, поднять соседей…
Она попятилась, готовясь закричать.
— Добрый вечер, Оля, — быстро сказал пожиратель сырков. — Все хорошо. Ты меня узнаешь? Я твой муж, Эдик!
Говоря, он улыбался, понимающе разводил руками, подмигивал — словом, делал все, что полагается делать маньяку за секунду до нападения. Но Ольга, вцепившаяся в дверной косяк, вдруг припомнила: Эдик… Лыжный курорт… Они познакомились у камина, сидели, потягивая коньяк, и беседовали до утра…
— Бросьте, — она провела рукой перед глазами, будто обирая паутину. — Мой муж — Витя. И мы разошлись ко всеобщей радости…
Грабитель быстро замигал:
— Нет. Твой муж — Эдик, это я. Хочешь, пойдем завтра в кино? Или в театр? Я Эдик, твой муж, это естественно! Оля, ложись спать, что ты ходишь среди ночи, я просто проголодался, ты помнишь, у меня есть такая манера — ночью подходить к холодильнику… Иди спать, ну, иди!
Она повернулась, как сомнамбула, и двинулась в спальню. Села на постель, хлопнула глазами.
Воспоминания наступали, рваные, в общем приятные, но не слишком правдоподобные: она живет с мужем… Любит его… Мужа зовут Эдик… Он работает в каком-то банке…
Эта неопределенность — «в каком-то банке» — здорово смутила ее. Кем работает? Или у них в семье настолько не принято говорить о работе, что она понятия не имеет, клерк ее благоверный — или генеральный директор?
Она провела по одеялу трясущейся ладонью. На кухне все еще горел свет. Судя по звуку, муж Эдик вылизывал баночку из-под крема.
— А почему у нас в доме одна кровать? — спросила Ольга вслух. — Причем односпальная?!
Сквозь ее оцепенение прорвались другие воспоминания, более определенные, но вовсе не приятные: будто в теплую ванну под большим напором хлынула ледяная вода. Как они разъезжались с Витей, как он увез кровать, а ей взамен привез вот эту, «детскую», был в этом какой-то оскорбительный намек…
На кухне было очень тихо. Ольга поднялась, на этот раз решительно, прошлепала по скрипучему паркету, остановилась в освещенном прямоугольнике дверей. «Муж Эдик» сидел на табуретке, облизывая перемазанные кремом губы.
— Я же сказала, что это крем для лица!
— Прости, — быстро сказал Эдик. — Я куплю тебе другой. Я ведь твой муж, Эдик…