И всё же именно от последних в процессе эволюции произошли разумные, так похожие на нас. И уж у них-то мозгов в черепушке хватало.
— Ты не знаешь, где сейчас яйцеголовые? — спросил я Имхотепа.
Он закончил с моей головой и рукой и теперь занимался ранами на груди. Изображение морды Тотигая, казалось, было безнадёжно испорчено, однако я знал, что рисунок, некогда сделанный разгребателем, проявится на заживших шрамах, как это уже бывало.
— Ты мог бы сам посмотреть, где они, — сказал Имхотеп после паузы. — Твой разгребатель рядом, у вас есть связь.
— Не очень-то он мне показывает местонахождение одушевлённых существ. Только местность. В плане охоты или разведки от него никакой пользы.
— Ты просто пока не до конца понимаешь его. Разгребателю безразлично, что тебе показывать.
Это было для меня новостью. Но сейчас я был больше озабочен другим:
— Ибогалы клюнули на приманку? Пошли за нами?
— Да, они пошли.
— Все?
— Все.
— А я беспокоился, что они сунутся в пещеры. Ведь начиная от Ласточкиных Гнёзд твоих следов среди наших нет.
— Кто тебе сказал, что нет? Ты возвращался, проверял? Если нет, проверь сейчас.
«Чёртов старикан», — подумал я не без раздражения. Потребовалось немало времени, прежде чем я смог сосредоточиться. Но разгребатель меня услышал. И вот я увидел мехран сверху — горы у Ласточкиных гнёзд, караванную тропу, наш бывший лагерь, кратер со скелетом на дне… Изображение становилось всё подробнее, детали укрупнялись, картинка увеличивалась, и наконец я увидел тропу, по которой мы выступили к Вороньим Окнам. И провалиться мне на этом самом месте, если среди наших следов в пыли там не виднелись отпечатки лёгких чириков Имхотепа, похожих на мокасины. Кое-где их перекрывали следы Бобела или мои собственные.
«Никакой он не кийнак, — подумал я обречённо. — И никогда мне не понять, кто он на самом деле. Может, действительно, Предвечный Нук. Но, скорее, сам дьявол, поскольку только дьявол может одновременно находится в пещерах и гулять невидимкой по мехрану».
Тут Имхотеп сделал со мной что-то особо неприятное, я дёрнулся от боли, открыл глаза и стал смотреть.
Его врачевание напоминало бессмысленные действия умалишённого и кошмарный бред одновременно. Он что-то бормотал, и от его бормотания у меня мозги шли кругом. Не голова, а именно мозги — они медленно вращались вокруг своей оси внутри черепной коробки, от чего перед глазами всё плыло. Немного подташнивало, и я воспринимал происходящее очень отстранённо. Имхотеп пытался прилепить на место лоскуты кожи, постукивал пальцами вокруг ссадин, а потом — клянусь Проникновением! — засунул мне руку прямо в грудную клетку. Я почти ничего не почувствовал, но ясно увидел, как его сложенные пальцы ушли в моё тело все целиком, до самой ладони. Они согнулись — там, внутри, после чего Имхотеп резко дёрнул руку на себя. Я охнул — не столько от боли, сколько от неожиданности и давящей нереальности самого зрелища; грудина хрустнула, и я опять потерял сознание. Когда очнулся, вокруг меня тоже горело несколько костерков, которые Имхотеп развёл в строго определённых местах. В Харчевне он обычно пользуется свечами, и как-то объяснил, что таким образом «выжигает болезнь» из духовного тела, которое простирается за пределы материального.