Раздался противный звонок телефона. Я опасалась брать трубку, переживая, что звонит Феликс, чтобы уточнить, согласна ли я воспользоваться услугами какого-то там специалиста, дабы наш интим стал приемлемым для дальнейшего совместного проживания… Сконцентрировавшись на том, чтобы голос мой не дрожал, я медленно подняла трубку и еле слышно выдавила «алло».
— Ты должна срочно забеременеть, — деловито произнесла моя мать. Видимо она догадалась, что у меня разлад с мужем и решила внести свою лепту — подбросить дровишек в наш гаснущий семейный очаг. — Твоего отца я удержала именно так!
Меня напугали ее слова жестокостью. Конечно, теперь все вставало на свои места — я была камнем преткновения, способом удержать мужчину рядом. Разве можно делать ребенка оружием? Или капканом для того, кто готов идти дальше по жизни без тебя?
— Я не хочу детей, мама! — солгала я.
— Это аномально!
— Аномально рожать ребенка ради того, чтобы просто рожать! Или шантажировать с помощью невинной души другого человека. Разве это не кощунство?
— Ты говоришь глупости, Катерина!
Официальное обращение означало, что она мной очень недовольна. Обычно мать никак меня не называла, но когда злилась, то официально произносила «Катерина», чтобы подчеркнуть свое недовольство. Мне вдруг захотелось ей проорать: «Мама, я не люблю Феликса! Я его ненавижу! Он унизил и растоптал меня! Этот человек не любит меня и я ему не нужна! Меня раздражает даже воздух в радиусе трех метров от него!». Вместо страстного и откровенного монолога я произнесла:
— Попробую сама разобраться и решить, как лучше поступить в сложившейся ситуации.
— Деточка, время идет, ты не молодеешь. Я считаю, ты обязана родить ребенка Феликсу! — не унималась телефонная трубка.
— Он сказал, что я отвратительно трахаюсь. У меня нет шансов забеременеть от него, — грубо, но честно выпалила я.
Я услышала противные короткие гудки — собеседница поспешила ретироваться. Все же мы были чем-то похожи с ней. По крайней мере, все негативное в моем характере досталось мне именно от матери.
Мать любила будоражить мое сознание, навязывая свою точку зрения. Она делала это дотошно и нудно. Это было невыносимо, как медленная смерть. Главным аргументом являлся ее собственный опыт, накопленный годами. К сожалению все, что она произносила, было пустословием, потому что моя мама не являлась образчиком и примером. Она вышла замуж за моего отца от скуки. Добряк и балагур, любитель пива был не парой притворяющейся утонченной даме, цитирующей строки из поэзии восемнадцатого и девятнадцатого веков. Она постоянно называла его «плебеем» и выедала мозг, словно жадная моль — шубу. Мой папа был всегда под анестезией, глуша сознание литром-двумя пива. Несмотря на то, что он был директором большого завода, он не гнушался общением с простыми работягами, ведь он сам пришел на это самое предприятие слесарем. Это злило ее, фурия бесконечно твердила: «большому человеку — большая дорога, и соответствующий круг общения». Мама вошла в жизнь трудяги в момент, когда он был где-то на полпути к креслу руководителя. Она сразу почувствовала в этом коренастом круглолицем парне серьезные перспективы. Мой отец искренне любил ее и, поместив на пьедестал, покорно принимал указания в какую сторону двигаться. Папа безропотно подчинился королеве своего сердца. Он даже смирился с тем, что мать его не любит. Чем больше она разглагольствовала о его неправильном поведении, тем больше он «принимал на грудь». Алкогольные пары видимо выделялись сквозь поры, создавая невидимую защиту — скафандр спокойствия, не позволяющий тревожиться и волноваться. Всякий раз, когда дома включалась голосовая сирена под названием «маман», отец обмякал в любимом кресле и расплывался в невероятно смешной улыбке. С красным носом и округлым животом, он напоминал мультипликационного персонажа — жирного кастрата-ко тяру. Когда я была в выпускном классе, он отрастил бороду и стал похож на Деда Мороза. А потом умер… прямо у телевизора… Смотрел какой-то матч, пил пиво… и отключился, погас…