— Эй, бабуся, подходи бери, не жалей для внука, вон он какой у тебя тощий. Если не понравится, деньги твои назад верну…
— Почём твои пирожки с собачиной?
— Мои замечательные чебуреки с молодой баранинкой, бабуся, десять рублей за штуку.
— На какой площади поймал ты свою молодую баранинку, не из этой ли компании?
Рядом лежала свора худющих собак, вдыхающих без всякой надежды божественный аромат чебуреков.
— Говорю тебе, бабуся, мои чебуреки из замечательной молодой баранины, а собаки нынче так тощи да так вёртки, что смысла нет их ловить, легче барашка откормить, трава не покупная.
Я помимо воли сжимал Булину руку, а продавец чебуреков, видя бабушкину нерешительность, сказал:
— Только для тебя, бабуся, для твоего внучонка, отдаю за восемь рублей. Очень уж ему хочется попробовать моих чебуреков.
И это была правда. Тут уж никуда не денешься, и всё это знали. Знал продавец чебуреков, знал я, и знала Буля, и она решилась. Поставила нашу хозяйственную сумку и, вытащив из какого-то таинственного кармана кошелёк, отсчитала деньги, а я получил самый хрустящий, самый душистый, самый замечательный чебурек.
Пока я наслаждался чебуреком, Буля разговаривала с какими-то женщинами, две из них подошли с ней ко мне, и Буля расстегнула сумку и стала с трудом вытягивать из неё огромный свёрток.
— Ну-ка, тёзка, помоги мне.
Я рывком вытащил из сумки свёрток и тут увидел, что это Булино пальто, замечательное Булино ещё довоенное коричневое пальто с коричневым меховым воротником. Единственная хорошая вещь, которая у нас осталась.
— Буля, ни за что! — Я вцепился в пальто жирными от чебуреков руками и так посмотрел на подошедших женщин, что они попятились.
Буля спокойно положила руку мне на плечо:
— Ну подумай сам, тёзка, подумай спокойно. Москва — одно, а здесь к чему мне оно? Куда ходить в таком шике? Всё равно на второй день в автобусе обдерут. Да и потом в Москве — там я глава семьи была, ну и нужно было фамильную честь держать, а здесь перед кем мне фасонить?
Я понимал справедливость Булиных слов, но всё-таки не выпускал из рук пальто! Когда мы выходили из дому, я даже не обратил внимания, во что была одета Буля, а сейчас я прямо не мог на неё смотреть, такой она мне казалась жалкой в своём стареньком серо-буро-малиновом жакете. Всё-таки я выпустил, в конце концов, пальто и отвернулся к собакам, не хотел я смотреть, как Булино пальто мерила чужая женщина. Наконец Буля меня весело окликнула, и мы двинулись в обратный путь. Наша большая дерматиновая сумка доверху была набита вяленым судаком…
Как-то через несколько дней отец взял меня с собой на завод. Я ожидал увидеть большие кирпичные корпуса, высокие дымящиеся трубы и был не то что разочарован, а просто-таки сбит с панталыку, когда увидел, что весь папин завод — это несколько больших сараев на самом берегу моря. Я, конечно, ничего не сказал отцу. Я же не маленький и прекрасно понимал, что отца и так мучает, как же они будут чинить корабли. Но отец увидел всё-таки мою растерянность и сказал мне: