– Да мы моментом! – оживился Геша. – У нас же, блин, оружие. А если вырвиглотки – у тебя огнемет, прикроешь.
– Ладно. Даю вам пять минут. Время пошло!
О, как преобразился Греков: подтянулся, глаза засияли, Геша даже посочувствовал существу, которое встретится такому опасному хищнику.
– Настя, Костик и ты, как тебя… с чубом, останьтесь. Мы сами. – Греков умело зарядил обрез.
– О, класс! – Воскликнул Крестный и похлопал Рому по рюкзаку. – Чуб – отличная кликуха! Нарекаю тебя Чубом. Следопыт Чуб, а чего, звучит. Я уж думал тебя Плодожоркой окрестить или Леголасом каким-нибудь.
Рома улыбнулся правой половиной рта, зарядил обрез и сказал:
– Я тоже пойду.
Греков смерил его взглядом, но ничего не сказал. Да Чуб и не ждал его одобрения – ему, похоже, было по барабану одобрение Грекова вкупе с мнением Крестного, он уже пролез в дыру и зашагал к дому с обрезом наизготовку. Греков последовал за ним, Геша замыкал.
А ведь, черт побери, щекочет нервишки! Дом этот деревянный высится двухэтажным трупом, кто знает, что там за черными стеклами? Чуб подергал дверь – заперта – и решил лезть в выбитое окно. Смахнул стекла и перепрыгнул подоконник. Геша приготовился услышать вопль отчаянья и жадное чавканье, но Чуб крикнул:
– Ну, чего тупим?
В просторной гостиной царил хаос: валялись черные листья засохших пальм и фикусов; мародеры выпотрошили ящики шкафов и разбросали барахло – тетради, исписанные детским почерком, журналы с пожелтевшими страницами, баночки от кремов, коробки, домашние тапки. Геша поднял альбом для рисования. На первой странице ребенок изобразил свою семью: мама, папа с ножками-палочками и точками глаз, девочка с рыжей косой и ребенок, мальчик. Интересно, что с ними стало? Скорее всего, их эвакуировали, ведь в этих местах, далеко от Дубны и Московского моря, ничего такого уж сильно ужасного не происходило. А вот ближе к Глуби, как называли центр Сектора, люди пропадали целыми поселками, на глазах старели, их вмуровывало в деревья и дома; до сих пор следопыты называют такие места гиблыми и обходят стороной.
Тишина стояла гробовая, только слышно было тихое сопение Чуба и скрип его кроссовок. Греков двигался бесшумно.
Скрежет петель резанул по нервам – Геша, шедший на второй этаж, аж подскочил и чуть не свалился с лестницы. Сплюнул, пнул горшок с засохшим фикусом.
– Ничего тут нет, – резюмировал Чуб из-за двери. – Самое ценное вывезли, остальное растащили.
– Детишки, хватит играться! – позвал с улицы Крестный. – Время вышло. Даю вам минуту, и мы стартуем.
Вздохнув, Геша повернул назад, и вдруг у выхода его пробило на измену: смерть. Скорее бежать! Опасность!!! Спина покрылась липким потом, волосы на руках вздыбились, и он попятился.