Он улыбнулся.
– А ты хотела, чтобы все закончилось так: после аварии Лесли вернулась из загробного мира, и они жили долго и счастливо?
– Пожалуй, это украсило бы любую книгу. – Мы рассмеялись.
И тут мне пришло в голову, что все это может оказаться вовсе не шуткой. Может, наша авария – это одно из испытаний в путешествии по картине мира?
– Послушай, Хай, – начала я. – У Ричарда было много интересных идей. Поначалу они казались просто сумасшедшими, но потом выяснилось, что он прав. Ты знаешь о космическом законе – представь себе то, что ты хочешь, и оно войдет в твою жизнь. Неужели из-за нашей аварии космический закон изменился? И если я представлю себе что-то очень и очень важное, оно все же не сбудется?
Наконец он сдался и сказал с улыбкой: “космические законы не меняются”.
Я сжала его руку.
– А мне было показалось, что ты хочешь меня остановить.
– Никто на земле не в силах остановить Лесли Парриш. С чего ты взяла, что на это кто-нибудь здесь отважится?
Пришла пора прощаться. Я обняла их и расцеловала.
– Я люблю вас, – сказала я, кусая губы, чтобы не разреветься. – И всегда буду любить. Мы ведь еще встретимся, правда?
– Ты и сама знаешь, – сказал Ронни. – Еще увидимся и поболтаем.
Я раньше не верила, что все это может случиться. Я по натуре скептик. Конечно, я надеялась, что Ричард прав, и мы живем не только один раз. Теперь я знала это наверняка. Я знала и то, что придет день, и мы с Ричардом вместе войдем в этот свет любви. Но не сейчас.
В возвращении к жизни не было ничего невозможного, это было довольно просто. Как только я пробилась сквозь стену нашего предубеждения, что нельзя сделать невозможное, я увидела картину мира вблизи, словно тот ковер, о котором говорила пай. Перебирая его по ниточке, продвигаясь шаг за шагом, я, как фотограф, подбирала нужный мне фокус.
И я нашла Ричарда в одном из альтернативных миров, который он по ошибке принял за настоящий. Он лежал на моей могиле, окруженный непробиваемой стеной горя, и не чувствовал, что я была рядом.
Я билась в эту стену: “Ричард…”
Не слышит.
– Ричард, я здесь!
Он рыдал на моей могиле. Но ведь мы договорились – никаких надгробий!
– Любимый, я день и ночь рядом с тобой. Нас разделяет только твоя вера в нашу разлуку.
Цветы на могиле говорили ему, что смерть призрачна, а жизнь непобедима, но он их тоже не слышал.
Наконец он поднялся и побрел в дом. Стена горя заслонила от него закат, кричавший ему, что ночь – это время, когда мир готовится к грядущему рассвету. Он вынес свой спальный мешок на веранду.
Сколько раз надо крикнуть, чтобы человек услышал правду? Разве это был мой муж, мой дорогой Ричард, веривший в то, что в мире все не случайно и падение листа и рождение галактики? Да он ли это лежал под осенними звездами и стонал от горя?