Организаторы останавливают матч из-за темноты. В отеле я смотрю выпуск новостей; в кадре отчетливо видно, как мяч падает в нескольких сантиметрах за линией. Мне остается только смеяться.
На следующий день, выходя на корт, все еще смеюсь и не думаю о судейской ошибке. Я просто рад быть здесь. Возможно, пока у меня не получается быть счастливым и хорошо играть одновременно: четвертый сет Хаас у меня выигрывает. После матча он рассказывает репортерам, что я с детства был его кумиром:
- Я всегда восхищался Агасси, - говорит он. - И для меня эта победа - особенная: ведь мой соперник выиграл турнир в Уимблдоне в 1992 году, и теперь я могу всем рассказывать, что победил Андре Агасси - бывшего игрока номер один, выигравшего два Больших шлема.
Его речь звучит как панегирик. Интересно, этот парень полагает, что похоронил меня?
И не поправил ли его кто-нибудь на пресс-конференции, напомнив, что на самом деле я выиграл три Больших шлема?
БРУК ПОЛУЧИЛА РОЛЬ в экспериментальной картине «Черное и белое»[44]. Она счастлива, потому что режиссер фильма - гений, ей придется импровизировать, а ее волосы заплетут в дреды. Брук сутки живет в лесу, деля ночлег с другими актерами, занятыми в картине. В телефонном разговоре она сообщает, что они не выходят из своих ролей ни на минуту.
- Правда, это круто? - вопрошает Брук.
- Круто, - говорю я, закатывая глаза к потолку.
В свое первое утро дома, завтракая на кухне, она так и фонтанирует историями про Роберта Дауни-младшего, Майка Тайсона, Марлу Мэйплз и других кинозвезд. Стараюсь демонстрировать вежливый интерес. Брук спрашивает меня о теннисе и тоже делает вид, что ей интересно. Общаемся натянуто, как незнакомцы. Мы больше похожи не на супругов, завтракающих в общей кухне, а на тинэйджеров, которые провели вместе одну ночь в хостеле. Мы вежливы, учтивы и добры друг к другу, но равновесие это кажется столь хрупким, как будто вся конструкция может обрушиться в любой момент.
Я подкладываю в камин еще одно полено.
- Мне надо кое-что тебе сообщить, - говорит Брук. - Пока была на съемках, я сделала себе тату.
- Что!? - я поворачиваюсь к ней.
Мы идем в ванную, где больше света. Она приспускает джинсы и показывает мне: на ее бедре вытатуирована собака.
- А тебе не пришло в голову сначала посоветоваться со мной?
Не надо было так говорить, Брук называет подобные реплики «попытками ее контролировать». В самом деле, с каких это пор она должна спрашивать у меня разрешения на то, чтобы украсить собственное тело? Я возвращаюсь в кухню, наливаю себе еще одну чашку кофе и еще внимательнее смотрю в огонь.