После рассказа Фили о бедах наступает мой черед. Я восхищаюсь тем, как он умеет переключаться. Он выслушивает очередную гадость, сказанную отцом, оценивает, насколько глубоко она меня затронула, и выдает тщательно отмеренный кивок. Для мелких проблем - короткий кивок. Для крупных неприятностей - оживленный кивок и нахмуренные брови. Даже стоя вниз головой, Фили умеет столько выразить в одном кивке, сколько другой человек не скажет вам в письме из пяти страниц.
Однажды ночью Фили просит кое-что пообещать ему.
- Конечно, Фили, что угодно.
- Если отец скажет тебе есть таблетки, никогда их не ешь!
- Таблетки?
- Андре, послушай, что я тебе скажу. Это очень важно.
- Да, конечно, Фили, я слушаю.
- В следующий раз, когда ты поедешь на национальный турнир, если отец предложит тебе таблетки, не ешь их.
- Он уже дает мне экседрин, заставляет принимать его перед матчем, потому что в нем полно кофеина.
- Да, я знаю. Но я говорю о других таблетках. Те - тонкие, белые и круглые. Не ешь их. Делай, что хочешь, только не ешь.
- А что, если отец меня заставит? Я же не смогу с ним спорить.
- Да, конечно. Хорошо, дай мне подумать.
Фили закрывает глаза. Я вижу, как кровь приливает к его голове, как его лицо багровеет.
- Я придумал, - наконец говорит он. - Если тебе придется глотать эти таблетки, если он заставит тебя, играй как можно хуже. Нарочно проиграй. А потом скажи ему, что тебя всю игру трясло и ты не мог сконцентрироваться.
- Ладно. А что это за таблетки?
- Это колеса.
- Что?
- Наркотики. Накачивают тебя энергией. Я знаю, он хочет попро-бовать тебе их подсунуть.
- Откуда ты знаешь?
- Он их мне давал.
Действительно, на национальном турнире в Чикаго отец дает мне таблетку. Протяни руку, говорит он. Это тебя поддержит. Выпей.
Он кладет таблетку мне на ладонь. Тоненькую, белую, круглую.
Я глотаю ее. Чувствую себя прекрасно, все как обычно. Но приходится притвориться, что мне не по себе. Противник старше меня, но, хотя он не представляет для меня проблемы, я поддаюсь, изо всех сил тяну время, проигрываю несколько геймов. Я делаю вид, что мне чертовски трудно играть, гораздо труднее, чем на самом деле. Уходя с корта, я говорю отцу, что плохо себя чувствую и, кажется, сейчас упаду в обморок. Он выглядит виноватым.
«Ладно, - говорит он, проводя рукой по лицу, - ничего не получилось. Больше не будем это пробовать».
Когда турнир заканчивается, я звоню Фили и рассказываю о таблетке.
- Черт возьми! - говорит Фили. - Я так и знал!
- Я сделал, как ты мне велел, и у меня все получилось.
В голосе брата я слышу ноты, которые хотел бы слышать в голосе отца. Он гордится мной, но в то же время боится за меня. Вернувшись домой, я крепко обнимаю его, и первую мою ночь дома мы проводим, перешептываясь через белую линию и празднуя одну из наших нечастых побед над отцом.