— Вы все еще здесь, — заметила она.
— Мне очень хотелось снова увидеться с вами.
Он не сказал ничего нового. Но она слегка наклонила голову и искоса взглянула на него — жест, который мог бы сойти за застенчивый.
— Вы переживали, что я не приду?
Он помедлил, колеблясь. Легко быть честным, когда высказываешь мнение, которое лишь немного приоткрывает твои мысли. Но честный ответ на этот конкретный вопрос означал признание в чем-то большем, чем сексуальное влечение.
— Да. Я чуть не послал к вам стюарда, чтобы напомнить вам, что я жду.
— И что бы вы сделали, если бы это не заставило меня броситься в ваши объятия? — Она помедлила. — Прислали бы цветы?
В ее голосе прозвучал едва заметный, но недвусмысленный гнев.
Кристиан покачал головой.
— Я никогда не посылаю цветы тем, с кем хотел бы познакомиться поближе.
Казалось, она нахмурилась под вуалью. Во всяком случае, ее лицо было повернуто к нему, словно она ожидала, что он прочитает выражение ее лица. Только спустя мгновение, сообразив, что он не может этого видеть, она поинтересовалась:
— Как это понимать?
— Мой отец был закоренелым ловеласом, подарившим за свою жизнь неисчислимое количество букетов. Я отношусь к цветам как к неискреннему подарку. Так что я не стал бы посылать вам цветы.
— Но вы послали. Вы прислали огромную вазу с цветами в мой номер в отеле «Шери Нидерланд».
Его замешательство длилось недолго.
— Кажется, я догадываюсь, что произошло. Я действительно заказал букет цветов, чтобы его вручили даме, с которой я не желал продолжать знакомство. Но я отдал это поручение какому-то служащему отеля вместе с картой, которую вы уронили. Очевидно, ваша карта отправилась к ней, а цветы — к вам.
Баронесса молчала.
— Вас задело, что я не присылал цветы?
Она издала смешок, ироничный и слегка пристыженный.
— Совсем наоборот. Меня глубоко задело, когда мне принесли от вас цветы. Мне не нравятся подобные знаки внимания.
— Большая ваза цветов, вы сказали?
— Огромная. Кричащая. И довольно уродливая.
— Я вдвойне удивлен, что вы изменили решение.
Она ненадолго замолчала.
— Мне надоело сражаться с ветром. Может, войдем внутрь?
Цветы явились последней каплей, заставившей Венецию перейти от негодования к действиям.
Не будь они два дня назад доставлены к ней в номер, она продолжила бы кипеть от ярости, воображая его голову на блюде, но не пустилась бы в предприятие, которое привело их к нынешней коллизии.
А теперь выясняется, что цветы предназначались не ей.
Может ли она по-прежнему считать его лицемером, обвиняющим ее во всех грехах и в то же время желающим ее? Или он всего лишь оказался достаточно глуп, чтобы повторить на публике сплетни, которые лучше держать при себе?