— Понимаете, Сергей Николаевич…
— Я сказал — что здесь происходит? Кто велел их трогать? За что я вам плачу? По какому праву вы вообще посмели к ним прикоснуться?
— Она стояла близко от сцены.
— Я знаю. Она была за кулисами потому, что это специально приглашенный мной журналист. И это я разрешил там быть. Как же вы посмели их тронуть?
— Но мы подумали, что они все…
— За что вам платят деньги? Я спрашиваю — за что я плачу вам такую сумму? Чтобы вы нападали и калечили специально приглашенных мною людей?! Вы совсем лишились мозгов?!
— Я не знал….
— Вы не будете больше со мной работать! И я вычту все это из причитающейся вам суммы!
— Извините… Я не знал, что она журналиска!
Тут было самое время вмешаться, что я и сделала:
— Неправда! Я предъявила вам свою аккредитацию! И оператор был с камерой! У него бейджик на груди!
Сергей потемнел еще больше. Лицо мента стало еще более жалким.
— Все, вы уволены. Вы вообще не получите никаких денег. Мало того, что вы покалечили моих гостей, так вы еще напали и сделали мне инцидент в столичных сми? Вы понимали, на кого нападаете? И какие проблемы мне сделали? Я не только не буду больше никогда с вами работать, но еще и доложу обо всем вашему начальству. И сделаю это сам, лично!
— Но Сергей Николаевич…
— Никаких возражений я слушать не стану! Я разрываю контракт и нанимаю другую охрану! А ваше начальство заставлю провести специальное служебное расследование! Теперь немедленно выпустите всех!
— А мы никого не задерживали, это недоразумение…
— Всех выпустить — я сказал!
Из машины один за другим на свет появились мой замдиректора, перепуганный оператор, сжимавший в руках разбитую камеру и столичная журналистка, вся пунцовая от возмущения, бормотавшая так, чтобы слышали все:” поддонки…. Подниму такой скандал… узнают все… газеты… телевидение… я такое сделаю — мало не покажется!..»
— Всех выпустили?
Мент кивнул: всех.
— Теперь залезайте в машину и убирайтесь!
Тот медлил.
— Я сказал — все вон.
Кто-то ласково положил руки на мои плечи. Я подняла глаза.
— Все в порядке, милая?
Горький ком подступил к горлу, и, не способная сдержаться на последней капле нервного напряжения, я бросилась к нему на грудь, прижалась всем телом… И зарыдала, как сумасшедшая. Я рыдала, прижавшись лицом к мягкой ложбинке возле его шеи, втягивая в себя приятный запах мужской кожи, прижимаясь крепко, изо всех сил, чтобы никто не мог меня от него оторвать. Об обнимал меня, прижимал к себе, целовал мои волосы (я чувствовала мягкие прикосновения его губ), тихонько шептал:
— Все уже прошло… все будет хорошо… солнышко, успокойся… тебя никто больше не тронет…