Дверь гримерки распахнулась, прервав лирическую сцену. На пороге возник Вал. Евг. Со словами, что всем пора в ресторан. Было около половины двенадцатого. А теперь читай и запоминай внимательнее, чем прежде. Я пишу эти строки в очень дорогой, роскошно убранной гостиной огромной московской квартиры. Сейчас четыре часа ночи. Я сижу за столом. Тусклый, но достаточный свет отбрасывает торшер с синим абажуром. Передо мной лежит почти пустая пачка сигарет, зажигался и пепельница, полная окурков. Я все время курю, сигарету за сигаретой, стараясь не отрываться от мерцающего экрана компьютера, на который выплескиваются мои слова вместе с горьким сигаретным дымом. Я строчу быстро, чтобы не остановиться и не задуматься. Во второй комнате нашей квартиры стоит широкая двуспальная кровать. На ней спит Дима. Он лежит на спине, широко разметав по одеялу руки, волосы его всклокочены… Дверь распахнута настежь. Свет лампы из гостиной не мешает ему — он не видит ни его, ни меня. Ничто не может ему помешать или вывести из этого состояния. Димочка мертвецки пьян. Он пьян, как самый грязный и последний бомж. Я с трудом притащила его на себе, раздела и уложила в кровать. Спать рядом с ним я не могу — запах такой, что меня выворачивает. Другой кровати в спальне нет. Есть только маленький диванчик. Но я не смогу заснуть. Поэтому и пишу тебе письмо — больше нечего делать. От сигарет кружится голова. Я пишу, чтобы победить ночь. От сизого дыма немного текут глаза. Но это все же лучше, чем видеть Диму таким.
В ресторане — музыка пьяненького оркестра, водка, коньяк, гуляющие кавказцы, проститутки в откровенных нарядах и ярких боевых раскрасках. Мы ужинаем в отдельном кабинете и обсуждаем прошедший концерт. Вместе с нами — бизнесмены той фирмы, которая пригласила группу Димки и организовала концерт, администрация концертного зала, еще кто — то, какие-то тусующиеся оголенные девицы с жирно накрашенными, кукольными лицами. Вал. Евг. в своей тарелке — он произносит речи, пьет со всеми (едва прикасаясь к рюмке краем губ, то есть делает вид, что пьет) и ежеминутно припевает дифирамбы в честь Димочки. Вал. Евг. умеет очень красиво петь дифирамбы, если не надо платить. Димочке тоже весело — он играет звездную роль «красавца премьера», которому ничего не стоит всех обаять, тем более, что девицы и так не сводят с него глаз. Перед всеми — начатые бутылки, просто река спиртного, которую все стремятся поскорее выпить до самого дна. Вообщем, настоящая вечеринка. Всем хорошо. Только мне одной плохо. Я сижу тихо, стараясь не замечать грубых, наглых ухаживаний одного сидящего напротив воротилы. Он явно считает меня проституткой, привезенной для персональных развлечений звезды. Димка на все это не обращает внимания. Он считает, что сильно «облагодетельствовал» меня представлением в роли жены. Он считает, что я довольна. Грубый, тупой осел! Он не хочет даже понять, какую причиняет мне боль! Отчасти в этом есть и моя вина — я никогда не говорю ему о такой боли. Это все так нормально для Димочки — оскорбить прилюдно, потом попросить денег. Так нормально, что не хочется и говорить. В разгар веселья бизнесмены тихонько покидают наш стол. Отвергнутый воротила уходит с расстроенным видом. Но прежде чем уйти, поворачивается ко мне: