Константин дернул щекой, потом, криво ухмыльнувшись, сказал:
— Я обратил внимание, что вам нравится именно такой стиль отношений.
Вспомнив их совместную «сторублевую» ночь, Мила побледнела от унижения.
— Вы меня не правильно поняли, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Я плачу ему только за то, чтобы он играл роль моего сердечного друга. На самом деле — мы совершенно чужие друг другу люди.
— Вот это да! — оживился Глубоков и ляпнул:
— Я так рад! Ну, то есть, что вы не… зашли слишком далеко, чтобы платить мужчинам за то, чтобы они не просто изображали, что они что-то делают, а делали это на самом деле… — запутался он в собственной фразе.
Мила его не слушала, она была чересчур возмущена.
— Гуркин лгал, что он одинокий бедный ученый, которому до зарезу нужен необременительный приработок. Я платила ему полторы тысячи в месяц и чувствовала себя благородной, как фон Мекк. А сегодня выяснилось, что этот драный павлин женат на красивой и богатой молодой женщине, ездит в роскошном автомобиле, постоянно ужинает в ресторанах и одевается так, словно какой-нибудь Армани — его добрый дорогой друг. Возникает вопрос: зачем ему я? Зачем он тратит на меня свое свободное время, когда мог бы проводить его гораздо более интересно?
— Может быть, — неуверенно предположил Глубоков, обводя всю Милу внимательным взглядом, он все же питает к вам некие чувства? И, изображая бедного ученого, надеется привлечь к себе ваше внимание?
— Да ничего подобного! — горячо возразила Мила. — Приходя ко мне, он ведет себя, словно пенсионер. И самым приятным времяпрепровождением считает отдых на диване.
— Да, действительно, поведение чертовски подозрительное! — повеселел Глубоков, понимая, что Лютикова нравится ему, несмотря ни на что — ни на свою взбалмошность, ни на ситуацию, в которую она попала, ни на возможную свою причастность к распространению «невидимки». Хотя Борис, доставивший домой знаменитую бабушкину мазь, здорово поколебал версию о ее причастности.
— Можете придумать хоть одну правдоподобную причину, по которой Гуркин все это проделывал? — спросила Мила, разливая по чашкам чай.
— Зачем мне придумывать? — вопросом на вопрос ответил Константин. — Я узнаю все доподлинно. Если не получится сделать это тихо, я вытрясу из вашего Гуркина правду!
В его голосе была такая уверенность, а во взгляде такая мужественность, что Мила ему даже поверила.
— Знаете, я хотел вам кое-что сказать касательно той ночи, — неожиданно перескочил на другую тему Глубоков. — Ну, той, когда мы с вами заключили дополнительное соглашение…