— Я не боюсь тебя. Просто мне… чуть-чуть страшно.
— Из-за чего?
— Я не слишком опытна… в постели.
— И кто тебе это внушил — твой Грейсон? Аннемари не ответила.
— Анни, послушай, я люблю тебя. Я хочу тебя — но если ты против, что ж, пусть так и будет. — Лицо Дэвида озарилось лукавой улыбкой. — Правда, я за себя не ручаюсь. Смотри, как бы от неудовлетворенной любви я прямо здесь не сыграл в ящик, — поддразнил он ее. — Но так и быть, потерпим.
Аннемари расхохоталась. Она обхватила Дэвида за шею и прижалась лбом к его лбу. Господи, как же ей хорошо с ним!
Она понимала, что он ждет ответа, и, на мгновение отстранившись, заглянула ему в глаза. Нет, решение уже принято, и это оказалось делом несложным и к тому же сулящим удовольствие.
Она медленно подставила ему губы для поцелуя. Дэвид приглушенно застонал, и этот стон наполнил ее сладкой истомой, такой бесстыдной и такой приятной! Поцелуй Дэвида был долгим и жадным. Его руки гладили ее влажные волосы. При этом он пытался опрокинуть ее, но Аннемари сопротивлялась. Она обхватила его руками за шею, стремясь сохранить вертикальное положение.
— Лучше пойдем в постель, — прошептала она ему на ухо. — Дэвид…
Она сумела подняться на колени. Дэвид последовал за ней. Его руки соскользнули с ее талии. Он прижался лбом к ее животу, жадно вдыхая в себя аромат ее тела, словно тот его пьянил. Затем он склонил голову еще ниже и прижался ртом к потаенному углублению внизу живота. Ощутив сквозь тонкую ткань это прикосновение, Аннемари издала сдавленный крик.
Затем Дэвид поднялся за ней по узкой лестнице, что вела на антресоли, к старомодной кровати леди Элизабет. Аннемари откопала этот антикварный шедевр на чердаке, заменила веревочную сетку, положила новый соломенный матрац и свою собственную, набитую гусиным пухом подушку. Постель была застелена муслиновыми простынями и покрыта пестрым лоскутным одеялом, некогда принадлежавшим матери Аннемари. Дэвид не позволил ей долго заниматься приготовлениями.
— Не нужно, — сдавленно произнес он, когда Аннемари отошла в сторону, чтобы зажечь у кровати свечу. Он взял обе ее руки и положил себе на плечи и впился в ее губы. Дождь над их головами громко стучал по крыше, но для Аннемари в это мгновение существовал только Дэвид, ее Дэвид, охваченный огнем желания.
Он целовал ей лицо, шею, плечи, его руки ласкали ее грудь. Аннемари хотелось продлить эти мгновения, чтобы запомнить их навсегда. Господи, оказывается, она обнажена до талии, а губы Дэвида сейчас там, где только что были его руки. Из ее груди вырвался долгий стон, стон наслаждения его нежными ласками. Лишь бы он не останавливался! И он не останавливался, губами, руками, всем своим существом упиваясь ее телом.