«Иду на вы!» Подвиги Святослава (Прозоров) - страница 89
«Поклонись тому, что сжигал, сожги то, чему поклонялся», – эти слова, сказанные христианским епископом королю франков Хлодвигу, на века стали девизом обращавшихся в новую веру христианских властителей
Христиане не меньше язычников были убеждены, что «ветхий» мир вот-вот погибнет. Проповедники, являвшиеся ко дворам языческих государей – Радбота Фризского, Бориса Болгарского, Владимира, – чаще всего показывали изображение Страшного суда. Не абстракция, не загробный посул – злободневная конкретика политического плаката. Христианам конца первого тысячелетия, особенно конца Х века, Страшный суд казался делом ближайших десятилетий. Многие слышали о «синдроме тысячного года». Но немногие знают, что христиане Х века ждали его не с ужасом, а с радостью. Грань греха и добродетели, погибели и спасения в их глазах была отчетливой и наглядной – гранью между ними и язычниками. Крещения, формальной присяги Грядущему было достаточно. Любой разбойник в ответ на «Верую!..» слышал: «Нынче же будешь со Мной в раю». Благородный человек спешил «спасти» души язычников, вынуждая буквально с мечом у горла это «Верую!». На увещевания не было времени – тысячный год, последний год «ветхого» мира не за горами. Негодяй же полагал любой разбой божьим делом, если он свершен под знаменем креста и против «поганых». Разве не сказал Христос: «Кто не со Мною, тот против Меня» (Мф. 12, 30), «Врагов же Моих, которые не желают, чтобы Я царствовал над ними, приведя перед лице Мое, избейте» (Лк. 19, 27), «Предаст брат брата на смерть и отец – сына. И восстанут дети на родителей и умертвят их… Не мир принес Я, но меч. Ибо Я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его. Кто любит отца или мать более, чем Меня, недостоин Меня, кто любит сына или дочь более, чем Меня, недостоин Меня» (Мф. 10, 21, 34 – 37).
Как это звучало для тех, кому род был святыней?
Это снова «Эдда», снова пророчество о последних временах перед гибелью мира и Богов – словно эхо евангельских строк.
Об этом и говорил дядька Асмунд юному Святославу. Тем более что здесь, восточнее Варяжского моря, язычество Севера сталкивалось с иным, быть может, еще более беспощадным и свирепым врагом – «воинствующим иудаизмом» (М. Артамонов) Хазарского каганата. Тот тоже выглядел выходцем из языческих преданий о нечистой силе. Само слово «иудей» было слишком созвучно с названиями нечисти у скандинавов («йотун»), латышей («йодс»), финнов («йутту») и славян («юдо»). Сказки о «праведных» рабби, взглядом испепелявших города нечестивых «гоев» -язычников, перекликались с жуткими преданиями об огнеглазых чудищах-Виях. Впрочем, о том, чем был каганат и какие чувства вызывал у соседей, подробнее поговорим позже.