Книга жалоб. Часть 1 (Капор) - страница 31

» похоже на гудящий рой мошкары на бесконечно огромном и сильном теле, которое в начале прикидывается землёй, пашней, рекой, городом, деревьями или морем и миролюбиво поддаётся долженствованию, терпеливо выясняя, с кем имеет дело: с истинными затоками природы вещей или обыкновенными дилетантами, которые в случае ошибки лишь пожмут плечами и спокойно скажут, что, мол, сваляли дурака, что ж такого? — кажется, будто эта обманчиво-податливая и покорная жизнь, благосклонно позволяет людям месить себя, как им вздумается, и вот они, воодушевлённые кажущимися первыми победами, опьяненные легко достигнутыми успехами, начинают думать, что им сам чёрт не брат, что им всё по силам, и идут всё дальше, всегда дальше и дальше, до последних пределов терпения и разума, до того момента, пока жизнь, как большой и добродушный зверь, не стряхнёт их с себя, поднимаясь на ноги, фыркая и показывая зубы. Тогда начинаются катаклизмы, вздуваются спящие воды, приходят засушливые года. Четырьмя лютыми врагами земледелия становятся весна, лето, осень и зима! Народ косят эпидемии. Наступают экономические кризисы. Не выдерживают напора воды плотины водохранилищ, обрушиваются мосты, ещё вчера казавшиеся такими прочными и надежными. Взрываются космические ракеты, не успев вонзиться в пышные телеса облаков. От смога задыхаются дети тех, кто ещё недавно праздновал появление дымящих заводских труб как очередную трудовую победу… Ведь жизнь не подчиняется приказам, она ничего не должна, она или хочет, или не хочет, может или не может, любит или не любит, она отдается лишь тем, кто умеет найти к ней подход, тем, кто терпеливо разгадывает её тайны, и только сумевший приручить этого дикого, норовистого зверя будет с лихвой вознаграждён любовью и гармонией.

Мне же больше некуда бежать: «Мы должны!» набрасывает и на меня свою тонкую, неразрывную сеть, в которой я барахтаюсь, как пойманный дикий кролик. Слушая вполуха, что там они должны, отмечаю про себя: «Послать Лене „Кролик, беги!“ Джона Апдайка».

20

В лавку заходили:

некто, читающий Энциклопедию подряд, как роман. 3a два года он добрался до буквы Е. «Представляете, Педжа, — сообщает мне доверительно, — Йосиф Панчич обнаружил ель сербскую только в 1872 году в районе Заовины и Растиша в западной Сербии! Интересно, что её ближайшие сородичи растут в Японии, Корее и на острове Ситка в Северной Америке…»;

одна полнотелая мадам, каждое утро уводящая к себе домой по соседству какого-нибудь голодного студента. «Простите вы не знаете, что это за книга?» — всегда одинаково начинает она разговор. Выходя из лавки с очередной добычей, заговорщицки мне подмигивает. «Вы знаете, можете думать обо мне что хотите, но я обожаю таких мальчиков! — призналась она мне как-то, когда мы были одни. — Нет-нет, не думайте, в постели они ничем не лучше ваших ровесников, но что-то в них есть такое… Не знаю, как вам объяснить!»;