По плану ночью следовало миновать южные пригороды, пройти мимо города по дальнему руслу реки, так называемой Старой Волге, и соединиться с остальными катерами дивизиона. Самое сложное заключалось в том, что никто толком не знал обстановку в городе. Ложь и громкие напыщенные фразы о героической обороне города скрывали истинное положение дел.
Ни штабной полковник, приумеривший свое высокомерие, ни командир группы Зайцев не знали, что немцы захватили устье реки Царицы и могут встретить их огнем, едва катера выйдут из-под защиты острова Голодный. Да и путь по Старой Волге был далеко не безопасен.
Кроме немецкой авиации, которая хозяйничала в небе с июля, опасность представляла старая часть города, захваченная немцами, и в том числе элеватор. Здание было сорок метров высоты. С его верхних площадок простреливались оба русла Волги, остров Голодный и левый берег.
Зенитчики и артиллеристы на катерах не покидали свои посты целый день. Время от времени появлялись немецкие самолеты, как правило, небольшими группами. Бомбили какие-то объекты, на бреющем полете проносились над Волгой, совершенно пустынной в дневное время. Огромные тополя, раскидистые ивы в пойме под Райгородом неплохо скрывали катера, но немцам пока было не до них.
Видимо, бомбили линию обороны, следили за передвижением войск на левом берегу. Наши самолеты в воздухе не появлялись. Основные бои шли над центральной и северной заводской частями города.
Костя Ступников сидел на своем месте и вяло перебрасывался односложными фразами с Федей Агеевым. Тот пожаловался, что третий месяц нет писем от невесты.
– Какая невеста? – удивился Костя. – Ты жениться, что ли, собрался?
– А че? Мне девятнадцать в январе стукнет.
Федя был тоже из местных, из небольшого села под Ахтубинском. Старший брат воевал под Воронежем. С весны не пришло ни одного письма.
– Вот ты за него и тревожься. А девка твоя никуда не денется, разве что огуляют, пока ты ленты заряжаешь.
– Как это огуляют? – возмутился Федя, поднимая испачканное смазкой лицо. – Мы и в клуб вместе ходили, целовались. Я ей на память одеколон хороший подарил, в Ахтубинске за восемь рублей купил.
– Ну что теперь, она тебе за этот стакан одеколона верность должна всю жизнь хранить? – влез в разговор артиллерист Васька Дергач, которому до всего было дело.
– Не стакан, а флакон красивый. Называется «В полет». Самолеты там на картинке, и запах обалденный.
– Ну, вот и будет брызгаться перед танцами. Лицо, подмышки, чтобы лучше пахло.
– Не переживай, Федя, – с серьезным лицом утешил его Валентин Нетреба. – За такой подарок всю войну ждать будет. Ты ведь у нас парень видный. – Сигнальщик, и в разговоре следивший внимательно за небом, показал на тройку самолетов вдалеке: – Летят, гады.