— Чего стоишь в дверях, — сказал отец. — Заходи, отдохни на прохладце.
Я вошел в избушку и подсел к отцу. Так вот как они живут в тайге, эти Матюгов и Ивочкин.
Матюгов и Ивочкин были в нашей деревне бобылями. С самой весны до поздней осени они промышляют серой в тайге — рубят особенно сернистый листвяг и перетапливают на серу. Эту серу они сдают потом Яше Браверману по два рубля пятьдесят копеек за пуд. Иногда они пилят кому-нибудь тес в деревне. А зимой живут у Рябчиковых — ходят за скотом, помогают по хозяйству.
Я еще раз осмотрел их избушку и обратился к отцу с вопросом:
— Они, тятенька, ведь поселенцы?
— Ты же знаешь, что они поселенцы, — недовольно ответил отец.
— Я хотел спросить, за что они сделались поселенцами? Они что, разбойниками были?
— Какие там разбойники. Матюгов по пьяному делу кого-то в драке пришиб. Вот и гонит теперь серу в тайге…
— А Ивочкин?
— Тоже что-нибудь наделал. Он ведь и сейчас еще чуть что — и хватается за нож.
— А почему они, тятенька, одни живут?
— А кто их знает. У Матюгова дочь в Яновой. Семьей живет с ребятишками.
Отец выколотил трубку о лежащее полено и стал прочищать чубук длинной травинкой.
— Там ведь работать надо, — сказал он, немного подумав. — Хочешь не хочешь, а каждый день надо впрягаться в мужицкую лямку. Ведь какое ни есть, а хозяйство. И заработка там нет. А если какая копейка и навернется — надо все отдавать. Ведь семья. А тут он недели три-четыре работает, как каторжный, а потом гуляет, пока не пропьется до копейки.
— А Ивочкин?
— У Ивочкина тоже семья в Глядене. Пока дети были малые, он дома жил. Жену бил, ребятишек тиранил. А как те подросли, так и выперли его. Вот он и заявился в Кульчек. Уж который год гонит с Матюговым серу. Листвягу повырубили — счету нет.
— А правда, что Ворошков был у нас атаманом разбойников?
— Какой он атаман. Он плотник хороший. Мастер на все руки, а не атаман. Ну, пойдем, брат. Пора.
Отец встал, прикрыл за собой дверь в избушке, потом взял с наших передков топор, и мы пошли еле заметной тропинкой в гору.
Чем выше мы поднимались, тем чаще стал встречаться нам валежник. Около каждого сваленного ветром дерева виднелась большая яма от вывороченного корня.
Но еще больше было срубленного леса. Его рубили, видать, в разное время и без всякой надобности. Казалось, вслед за бурей, валившей большие деревья, прошел еще более сильный ураган, который не валил, а рубил лес. Куда ни взгляни, везде виднелись срубленные деревья. Одни из них уж совсем сгнили, другие были еще крепкие. И на них сохранились толстые, неуклюжие и довольно прочные сучья. По большому числу срубленных и поваленных ветром деревьев можно было понять, что здесь был когда-то вековой лес. От него сохранились теперь только одинокие корявые лиственницы, которые кое-где высоко поднимались над молодой порослью.