Я слушал Павла Константиновича и все время думал о нашей бабушке. Ей последнее время часто мерещится нечистая сила, то в виде огненного змея, который пролетает над деревней, то в виде чьей-то собаки, которая ночами подвывает у наших ворот. А последнее время бабушка стала сильно опасаться чужих свиней. В Безкише объявилась, по слухам, чья-то неизвестная свинья и стала говорить с безкишенскими бабами человечьим голосом. И вот бабушка теперь боится, как бы та свинья не перебежала к нам в Кульчек. Деревни-то рядом. Всего семь верст. Но главная беда в том, что бабушка последнее время сильно хворает и убеждена в том, что хворает она по вине своего племянничка Гараськи. Гараська буквально не дает бабушке покоя. Человек он, конечно, нехороший. Это известно всей деревне. И характера вредного. Совсем отбился от семьи, слоняется из дома в дом да выпрашивает рюмки. И угощать его нехорошо, а не угощать боязно. Еще сделает что-нибудь такое, что жалеть потом будешь. Нынче во время страды, когда все были на пашне, пронюхал дядя Гарасим, что тятенька запас у нас к празднику немного винишка, и заявился к бабушке сам не свой. «Подай, — говорит, — рюмочку, христа ради. Мочи моей нет. Извелся совсем. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу. Голова вроде колется». Ну, бабушка пожалела его и налила ему рюмочку. А ему от той рюмки стало еще хуже. Свалился на пол и плачет: «Ой, тетонька, помираю! Дай вторую. Видать, смертушка моя пришла». Ну, бабушка видит — совсем плохо человеку. Как бы чего не случилось. Варнак варнаком, а все-таки родной племянник. Подала ему вторую, а потом третью. Так он помаленьку выманил у нее всю бутылку и стал подговариваться ко второй. Тут бабушка наконец сообразила, что дядя Гарасим разыгрывает ее своей болезнью, огрела его ухватом и вытурила из избы. И вот дядя Герасим обиделся на нее и с того времени перестал ходить к нам. А бабушке вскоре совсем занедужилось. Теперь ей на каждом шагу стали чудиться разные несчастья. Увидела раз на амбаре сороку и зовет меня: «Гони ее, проклятую! Ишь уселась, да еще стрекочет». И стала рассказывать про свою покойницу мать. Та вот так же один раз увидела такую же сороку-белобоку. Откуда ни возьмись прилетела, села на крышу, прямо на охлупень, и давай стрекотать. «Ну, быть беде! — решила тогда мамонька. — Станем дожидаться, что-то будет».
— И так эта сорока мамоньке запомнилась, — рассказывала бабушка, — что она и забыть ее не могла. Часто стала задумываться и говорить: «быть беде», «быть беде». Так и году не прошло — преставилась… Царство ей небесное… Вот она, сорока-белобока-то, что значит. Неспроста она прилетела стрекотать к нам. Видать, мамонька послала ее за мной. К себе зовет покойница.