— Да уж, — буркнул Батя и разломал птицу руками.
Князь запустил ложку в чорбу. Монах внимательно осматривал стол, выбирая, потом взял грушу и принялся деликатно есть.
— Неплохо готовят у Красномордого, — заметил гайдук, обгладывая гусиную ножку и заедая ее целой головкой чеснока. Сплюнув чесночную шелуху, он добавил: — Надеюсь, он сюда отравы не положил.
— А ножей-то на столе нет, — как бы между делом сказал францисканец.
Да, Мирон Табара рисковать не хотел. Что ж, есть у нас для тебя подарочек, подумал Влад, и тут в обеденный зал вошел боярин с охраной. Четверо крепких парней встали у стен, все с саблями, а Красномордый, кряхтя, опустился в хозяйское кресло.
— Вижу, не стали ждать, — беззлобно прогудел он. — Ну и правильно, чего ждать, коли еда на столе. А уж если это последняя трапеза...
— Гадина ты, однако, Красномордый, — сказал Батя, прихлебывая прямо из кувшина. Красное вино потекло по подбородку, теряясь в густой щетине.
Мирон снова не обиделся.
— Может, и так. Мне бы за такие слова тебя под плети, конечно, надо... Ты — простой гайдук, а я все же боярин. Но ты ешь, Батя, ешь. Я как раз про тебя и говорил: с твоих родичей выкупа никакого, а старуха небось только рада будет. Жри, пока живой. И ты, господарь, уж не обессудь. Нет, сегодня ты не умрешь, я еще крепко подумаю, что с тобой делать... А ты, монах, прикинь, куда лучше за выкупом посылать. В Ватикан человека слать не буду, далеко и хлопотно, ты уж поближе что-нибудь придумай, будь добр...
— За меня не дадут выкупа, я уже говорил тебе.
Францисканец аккуратно положил огрызок груши на стол.
— Брешешь. Ладно, придется с тобой по другому поступить, коли так... Но не сегодня. Сегодня ты мой гость, монах. А гостей железом из горна не пытают, хе-хе...
Красномордый махнул рукой и зачавкал, не обращая внимания на присутствующих. То и дело он прикладывался к вину.
Некоторое время они трапезничали в тишине, как добрые друзья; хотя добрые друзья обыкновенно не молчат за столом, им всегда есть о чем пошуметь. Внезапно боярин словно опомнился, отпихнул от себя блюдо с объедками и сказал:
— Да что ж это я! Главного-то и не выспросил... А надо бы. Сам господарь едет по окраине, да с небольшим отрядом, а при нем — монах, причем непростой монах... С чего бы оно? Не расскажешь, господарь? А?
— В своих владениях я волен ездить куда пожелаю, когда пожелаю и с кем пожелаю.
— Это мои владения, господарь, — пристукнул кулаком боярин.
— В Валахии один владыка. А остальные — только псы, которые подбирают объедки и которых он волен по холке потрепать или плетью вытянуть.